"Бьой Адольфо Касарес. Изобретение Мореля" - читать интересную книгу автора

Сейчас, грязный, обросший, изрядно постаревший, я питаю надежду на
благотворное общество этой несомненно прекрасной женщины.
Верю, что главная трудность мимолетна: изменить первое впечатление в
свою пользу. Наружность обманчива, я должен это доказать.
За пятнадцать дней приливы трижды превращались в наводнения. Вчера я
чудом не утонул. Вода застигла меня врасплох. По своим зарубкам я высчитал,
что большой прилив должен быть сегодня. Если бы на рассвете я заснул, то уже
был бы мертв. Очень скоро вода стала прибывать с решимостью, какая
овладевает ею раз в неделю. Я был настолько легкомыслен, что теперь не знаю,
чему приписать эту неожиданность: ошибкам в расчетах или временному
изменению периодичности больших приливов. Если приливы изменили свои
привычки, жизнь в этом болоте станет еще рискованнее. Однако я
приспособлюсь. Я перенес уже столько лишений!
Множество дней я был болен, в жару, страдал от болей и ломоты, заботясь
лишь о том, как бы не умереть с голоду, не в силах писать (а я должен
высказать людям свое возмущение, я дорого заплатил за это право).
Когда я приехал, в кладовой музея были кое-какие припасы. В
печи -классической закопченной печи - я испек из муки, соли и воды
несъедобный хлеб. Вскоре я стал есть сырую муку из мешка (запивая ее водой).
Но всему пришел конец, даже порченым бараньим языкам, даже спичкам (я
расходовал по три штуки в день). Насколько выше нас по развитию стояли
изобретатели огня! Много дней - неловко, исцарапывая руки в кровь - я бился
над изготовлением ловушки; когда она наконец сработала, я смог полакомиться
птичьим мясом -окровавленным, сладковатым. Следуя традиции отшельников, я
также пробовал есть корни. Боль, холодный пот, пугающая слабость, припадки,
которых я не помню, незабываемые страшные галлюцинации - все это научило
меня отличать, какие растения ядовитые1.
Я зол: у меня нет никаких инструментов, и место здесь нездоровое,
непригодное для жилья. Однако несколько месяцев назад нынешняя жизнь
показалась бы мне недостижимым раем.
Ежедневные приливы не опасны и не всегда начинаются в строго
определенный час. Иногда они подмывают листья, служащие мне ложем, и я
просыпаюсь в морской воде, смешанной с грязной, болотной.
Для охоты я отвожу вторую половину дня; по утрам стою по пояс в воде,
двигаться тяжело, как будто часть тела, погруженная в воду,
непропорционально велика, зато здесь меньше ящериц и змей; комары не
исчезают весь день, весь год.
Инструменты остались в музее. Надеюсь как-нибудь набраться смелости и
вызволить их оттуда. А может, это не так уж необходимо: люди скоро уедут, и
вероятно также, что у меня просто галлюцинации.
От лодки я отрезан, она осталась у восточного берега. Правда, я не
слишком много потерял: лишь сознание, что я не в плену, что могу покинуть
остров; но разве я в состоянии уплыть? Я знаю: лодка - это ад. Я плыл сюда
из Рабаула. У меня не было ни пресной воды, ни шляпы. Когда сидишь на
веслах, море бесконечно. Раскаленное солнце, усталость - все это было
сильнее меня. Больной, я плавился в жару, страдал от видений, которые не
кончались.
Теперь самое важное для меня - находить съедобные корни. Я сумел так
хорошо наладить свою жизнь, что делаю все необходимое, и у меня еще остается
время на отдых. В этом смысле я свободен и счастлив.