"Иван Кашкин. Эрнест Хемингуэй " - читать интересную книгу автора

рядом с ними Хемингуэй видел добровольцев батальонов имени Линкольна,
Тельмана и Гарибальди, испанских бойцов Пятого коммунистического полка и
целый батальон матадоров. По-новому переосмыслялись здесь абстрактные слова,
когда-то казавшиеся Хемингуэю "непристойными", особенно слово "подвиг".
Теперь оно выражало то, что должно было выражать. Только тут он наконец
понял и заставил понять перед смертью своего Моргана, что в борьбе
объединенные усилия значит больше, чем механическая сумма мелких слагаемых
сил. Как хорошо сказал об этом Брехт: "Мы - это больше, чем я и ты".
В начале 1939 гола Хемингуэй написал скорбное и просветленное
"обращение" к "американцам, павшим за Испанию" и опять-таки направил его в
журнал "Нью Мэссиз". В этом некрологе звучали надежды на будущее, на народ
Испании и ее землю. Если и раньше Хемингуэй видел землю, которая пребывает
вовеки, то теперь он увидел землю, которую не покорить никаким тиранам, то
есть не просто землю, а и ее народ, и тех людей, которые, достойно сойдя в
землю, уже достигли бессмертия.
Хемингуэй не только сам по мере сил помогал республике, но, что,
возможно, было для него труднее, призывал на помощь других. В июне 1937 года
Хемингуэй выступил с речью на Втором конгрессе американских писателей.
"Фашизм - это ложь, изрекаемая бандитами, и писатель, примирившийся с
фашизмом, обречен на бесплодие, - сказал он. Далее он заявил, что
единственный способ обезвредить такого бандита - это расправиться с ним, и с
горечью отмечал, что видел в республиканской Испании французских,
английских, немецких, венгерских писателей, но не видел писателей
американцев.
Автор "Прощай, оружие!" по-прежнему оставался противником войны, но
здесь, в Испании, он, к своему изумлению, убеждался, что это какая-то совсем
другая, "справедливая" война, как необходимое применение силы против
насилия. О ней сам Хемингуэй сказал на Втором конгрессе американских
писателей: "Когда люди борются за освобождение своей страны от иностранной
интервенции, когда эти люди являются вашими друзьями, одни - давнишними,
другие - новыми, и вы знаете, как на них напали и как они боролись, сперва
почти без оружия, - вы узнаете, следя за их жизнью, борьбою и смертью, что
на свете есть худшие вещи, чем война. Трусость - хуже, предательство - хуже
и эгоизм - хуже".
Насколько крут был поворот Хемингуэя, видно хотя бы из сравнения
рассказа "Рог быка", напечатанного в самый канун испанских событий в июне
1936 года, с другими произведениями на испанскую тему, написанными им в три
последующих года. В рассказе "Рог быка" серия блестящих портретных зарисовок
и все та же атмосфера жестокой, душной обыденности. В произведениях периода
гражданской войны в Испании Хемингуэй преодолевает судорожную напряженность,
недоговоренность, скованность, свойственную более раннему периоду. Речь его
льется шире и свободнее, разговор героев сразу понятен не только
разговаривающим, но и людям со стороны; все как-то естественнее и
человечнее. Здесь, может быть, меньше специфически "хемингуэевских" приемов,
но больше простого, зрелого, реалистического письма. Может быть, сказалось и
то, что в период творческой заминки Хемингуэй, по собственным словам, упорно
и внимательно, читал. А среди прочих книг он перечитывал "Войну и мир" и
"Пармскую обитель", "Геккельберри Финна" и "Записки охотника",
"Севастопольские рассказы" и "Казаков". Как бы то ни было, в его вещах
испанского периода встречаются большие эпизоды чисто толстовской простоты и