"Иван Кашкин. Эрнест Хемингуэй " - читать интересную книгу автора

автоматическое соблюдение честности, порядочности, верности долгу
рассматривать вне больших требований жизни, как становится ясной
относительность и недостоверность таких критериев вне той обстановки и цели,
ради которой они соблюдаются. Охотник, боксер и солдат, Хемингуэй привык
соблюдать правила "честной игры". Бой он ведет всегда по правилам. Наносит
удар если и кулаком, то в боксерской перчатке. Иногда это внушало Хемингуэю
объективистское беспристрастие, которое требует о друзьях говорить с
оговорками и с усмешкой, - они все стерпят, - а к врагам относиться с
подчеркнутым джентльменством. Хемингуэй определенно оторвался от буржуазной
морали, но, поняв мораль тружеников, он так и не уяснил себе до конца логику
нравственного закона, которым руководствуются последовательные борцы за
счастье человечества. А ведь даже из собственного творчества Хемингуэя
вытекает объективно, что все те, кто ради "честной игры" обманывают доверие
других и собственную совесть; кто идет на преступление, как Гарри Морган;
кто соглашается лгать, чтобы жить, как писатель Гарри; кто предпочитает
закрывать на все глаза, чтобы жить в циничном спокойствии своей "честной
игры", как охотник Уилсон, - словом, все равнодушные, примирившиеся или
сломленные оказываются то жертвой, то орудием, то даже пособниками большой
лжи и насилия, на которых стоит капиталистический мир и буржуазный уклад.
И постепенно укрепляется в Хемингуэе убеждение, что только правда в
восприятии внешнего мира, в оценке собственных поступков, правда простых
человеческих отношений и до конца выполненного долга может обеспечить
внутреннюю стойкость, уважение к себе, силу для борьбы за достойную жизнь.
Другое дело, что не всякий способен разобраться, в чем большая жизненная
правда, а в чем лишь своя, маленькая, ограниченная честность повседневного
личного поведения. Такая честность - лишь необходимая предпосылка для
больших жизненных выводов и решений. Конечно, хорошо, что за условной
"честной игрой" - в случае Хемингуэя - чувствуется эта простая человеческая
честность, которая не позволит пойти на лицемерие, подлость,
предательство, - однако свое вредное ослепляющее влияние "честная игра" все
же оказала и на творчество Хемингуэя.
Несмотря на наигранное бесстрастие, нет в Хемингуэе недоверия и
презрения к человеку, он любит и по-своему, сдержанно, жалеет своих героев.
Только в одном отношении он непримирим: он желает для них того, что
обозначает как "good luck", то есть хочет для них настоящей, хорошей
жизненной удачи, а вместе с тем трудовой и трудной, пусть даже трагической
судьбы. Так же сдержанно, но он радуется всякому проявлению настоящего,
человечного чувства, будь то сильная, непосредственная любовь Кэтрин, или
мужественно переносимое Джейком испытание. Он рад, что Брет Эшли может
сказать хотя бы в конце книги: "Знаешь, все-таки хорошо, когда решишь не
быть дрянью". Он по-человечески сочувствует даже Гарри Моргану, который
вынужден пойти на преступление, чтобы прокормить семью. Он заставляет Макса
убеждать Филиппа Ролингса быть добрым и не причинять излишних страданий. Он
понимает любовь-жалость, которая влечет Роберта Джордана к Марии, и сам
обрекает Джордана на смерть ради спасения товарищей. В повести "Старик и
море" он показывает человека, окруженного сочувственной заботой и думающего
о том, чтобы передать свое мастерство другому. Какова бы ни была напускная,
циничная бравада "тененте" Генри: "Я не рожден, чтобы думать. Я рожден,
чтобы есть, пить и спать с Кэтрин", - на деле все совершенно не так. Кэтрин,
умирая, думает не о себе, а о нем, а он думает только одно: "Лишь бы Кэтрин