"Епископ Кассиан. Христос и первое христианское Поколение " - читать интересную книгу автора

стороны, очень веские соображения говорят за то, что омовение ног было
совершено до окончания трапезы. В русском переводе: "во время вечери".
Только если бы мы приняли второе, был бы оправдан перевод: "после вечери".
Лучшее чтение подтверждается и контекстом. После окончания омовения, Господь
снова занимает место на вечере (13: 12). Вечеря продолжается. Это ясно и из
того, что Господь имеет возможность подать кусок Иуде (стт. 26-27). Понимать
этот кусок в повествовании о вечере, которое ничего не говорит об
установлении Евхаристии, как кусок евхаристический, было бы неправильно.
Евхаристия была установлена по окончании трапезы. Не-евхаристический кусок,
поданный Иуде во время вечери, говорит за то, что трапеза еще не была
окончена. С другой стороны, Евхаристия - по окончании трапезы - имела
значение приобщения учеников к Страстям Учителя. Мы увидим, что и омовение
ног символизировало участие в Страстях. И потому очень неправдоподобно,
чтобы оно могло иметь место, наряду с установлением Евхаристии, по окончании
трапезы. Все эти соображения заставляют думать, что омовение ног было
совершено Господом до окончания трапезы. Но евангелистом был выделен именно
этот момент ради того глубокого смысла, который Господь вложил в омовение
ног, и который стал ясен ученикам. Вводное замечание евангелиста (13:1)
толкует омовение ног, как явление любви: Учителя к ученикам. Мы увидим, что
урок любви выводил из омовения и Сам Господь. Но омовение ног имело значение
не только урока. Мы имеем все основания понимать омовение ног, как
символический акт приобщения участников трапезы к Страстям Иисуса. Это
вытекает, прежде всего, из опоясания, с которого Иисус начинает омовение
(13:4). Опоясание есть образ служения (ср. Лк 12:35 и слл. 17:8). При этом,
поскольку Господь опоясывает Себя, хотя бы и Сам и по собственной воле, но
готовясь к Страстям, - мы невольно вспоминаем Его слова в этом же Евангелии,
обращенные к Петру: опоясание Петра, в годы старости, чужою рукою, есть
образ смерти, которою Петр прославит Бога (21:18-19). При таком толковании,
омовение ног есть символический акт, выражающий служение любви, которое
Господь осуществляет в Страстях. Это понимание подтверждается и Его ответом
на возражение Петра (13:7): то, что Господь делает, Петр уразумеет
впоследствии. В Ин опыт жизни, который раскрывает смысл символических
действий Иисуса, есть явление Его славы в Страстях и чрез Страсти (ср. 2:22,
12:16). Таким образом, в Своем ответе Петру, Господь прямо связывает
символический акт омовения с предстоящими Страстями. Но этого мало. На
повторные возражения Петра Иисус говорит ему, что только при согласии на
омовение он будет иметь свою часть с Иисусом (13:8). В этот момент
евангельской истории, часть - может означать только одно: участие в Страстях
и в славе Иисуса. Для Самого Иисуса, совершаемое Им омовение есть образ Его
Страстей. Для учеников, согласие на омовение есть участие в Его Страстях. Но
Господь сделал из омовения и практический вывод. Как мы уже отметили, Он
истолковал его Сам (13:13-15), - и евангелист это толкование запомнил (ср.
13:1), - как урок взаимной любви и служения, который Он преподал ученикам.
Этот урок был нужен. Мы уже отметили, что и на последней вечере ученики
спорили о старшинстве (ср. Лк 22:24 и слл.). Очень вероятно, что даже после
омовения - и в связи с омовением! - ученики ставили между собою вопрос: кто
больше?
При таком понимании, слова Господа о возлежащем и служащем (Лк 22:27)
были сказаны после омовения и содержали ссылку на омовение. Ими Господь
ответил на спор о старшинстве. Но Господь продолжал Свою мысль и дальше.