"Елена Кассирова. Пирожок с человечиной " - читать интересную книгу автора

- Зачем?
- А затем, что черная мяса.
- Что за мясо? - не понял Костя.
- Ну, мяса. Служба такая чёртова. Причащаются чяловечьим мясом.
- Так это черная месса. А причащается - кто?
- Кто, кто. Дохтура, задняцы.
- Какие доктора? - Костя посмотрел на Кац. Она - на Харчиху.
- Какия, какия, - сказала Харчиха. - Черныя. "Черныя дохтура". Ольки
Ушинской съемщяки. Снямают у ней.
- Но они медитируют.
- Во-во. Мядятируют... мясотурбируют.
- Меньше телевизор смотрите, - сказал Костя. Другие молчали. Видимо,
раньше между собой всё обсудили.
- Хулиганье, - гавкнула Бобкова. - Чертовы детки.
- А порубили эти детки очень многих на котлетки, - невольно пропел
Костя.
- Малолетки, - добавила Бобкова.
- Может, и пгавда, мааогетки, - поддержала Кац. - В газетах писаги пго
магогетнюю банду.
- Да ну. Просто гуляет псих, - ввернул Чикин. - Сейчас все психи.
Он смотрел сосредоточенно в блин, но не ел. Лицо было, как у склонных
к шизофрении, рыхлое с глубоко посаженными глазами. Черные волосенки липли
ко лбу, словно не просыхали от ремонта сантехники.
- Сам ты псих, - тихо сказал Струков. Он тоже почти не ел. Пришел на
огонек, любя, кроме глажки, собрания. - Завязал и пятишь. А ребята -
нормальная шпана.
- Да, могодежь тут некугьтугная, - сказала Мира.
- Почему же некультурная? - возразила Ольга Ивановна. - У нас
детишечки неплохие. Читают, конечно, мало, зато неизбалованные. Добрые
ребятишки.
- Могли и китаезы, - сказал Егор.
- Могли, - поддакнул Беленький. - Отец рассказывал - в Чеке
расстреливали одно время китайцы. Трупы молодых продавали как мясо.
Называлось "китайская телятина".
Чертыхнулись.
- Кушайтя, кушайтя, - повторяла Харчиха.
И опять кушали. Накушались в этот день, как никогда.
Вечером пришла ужасная весть.
Сначала раздался крик. Внизу, во дворе у мусорных баков, кричала
Поволяйка, задрав лицо вверх, как ребенок, зовущий маму. Пьяницу
успокаивали и тормошили, наконец добились от нее слов. Поволяйка показала.
В баке под стаявшим за день снегом она нашла старую хозяйственную
сумку. В ней лежали останки шестерых пропавших. Тел не было. Только
отсеченные ступни и руки.
Костя с Катей сидели до утра на диване и смотрели в одну точку.
Если это не умалишенный, то, действительно, Митра. Или и того хуже.
День был - последний масленичный, февральский, с черной землей, но
ясным небом и бликами заката в окнах.
Во дворе до утра стояли милицейские машины. В оконных стеклах
бликовали вспышки мигалок.