"Лев Абрамович Кассиль. Солнце светит" - читать интересную книгу автора

начальнику госпиталя". Привела меня в кабинет; тихо там, вдруг кто-то
как закричит в голос и бух на пол. Оказывается, брат приехал. Как
увидел, какой я теперь есть, так и сам заплакал... Да... Ну, словом,
небольшая была у нас, так сказать, паника, ну потом ничего... Повез меня
брат домой. Всюду нам дорогу уступают, жалеют, как на несчастненького
смотрят. А я здоровый, во мне жизни на целый вагон людей хватит, руки -
во, сами видите, привык других жалеть, а к себе снисхождения никогда не
просил. Еду, аж зубами скриплю - тоска напала. Очень уж обидно, сколько
во мне силы дуром пропадает. А кому я нужен такой, думаю. И еще скажу,
одного очень сильно опасался; как жинка примет. Очень она у меня собой
красивая, видная такая. Неужели не выйдет встречать, думаю. Брат
утешает, а мне еще сумней. Приехали мы, значит, выходим, брат за руку
ведет, а у самого тоже рука трясется... Иду я за ним и ухом каждый шаг
вокруг ловлю: не подойдет ли, не встретит ли. Нет, никто не встретил.
Выругался я и говорю братене: ну и черт с ней, мне из жалости не надо...
Вдруг как заслышал я шаги частые... Затопотали каблучки по лестнице у
перехода... Подбежала она, бросается на шею и криком кричит...
Парень замолчал, вынул кисет, свернул цигарку.
- Мда... Словом, опять паника... Да... Пришла, значит, все-таки.
Приехали домой, а я в хату не захожу, стал на пороге и сказал то, что
сдавна задумал: "Вот, Ольга, давай с ходу решать вопрос - или в семейный
дом мне войти, или бобылем по моему теперешнему положению быть.
Остаешься со мной - не возражаю, сама чувствуешь. Не хочешь дальше быть
- уходи. Только сейчас же собирай вещи и уходи, пока я в хату не зашел".
А она: "Никуда я от тебя, Петя, не пойду..." Ну и, конечно, еще многое
сказала. Только это я, извиняюсь, пересказывать не стану. Эти слова
самые дорогие. Такие слова в себе держишь, такие слова вдвоем говорят, с
третьим не передают. Ну, и остались мы вместе. Все думал я, за какое
дело взяться. Силы много, здоровье есть. А чего без глаз сделать можно?
А брат - еще был старший - как провожали на фронт, гармонь свою оставил.
Взял я, подучился малость - ничего, вроде получается. Слух у меня к
музыке очень способный. А тут в Ессентуках школа военноослепших
открылась, и как раз по баяну в класс принимают. Поступил, учиться стал.
А вот теперь и зачеты сдал и еду на побывку домой, к жинке. И читать
научился послепому, пальцами - теперь такие книги выпускают. Недавно
Льва Толстого про "Войну и мир" все прочел. Шестнадцать книг вот такой
толщины, потому что буквы-то крупные, пупырышками, выдавленные. Вот,
скажи на милость, раньше глаза были, так читать все некогда было, а
теперь без очей, да книгочей!
И он засмеялся хорошим и светлым смехом. И все вокруг заулыбались
охотно и с облегчением.
- А баян-то при тебе? - спросила колхозница. - Сынок, ты б сыграл,
показал бы нам, чему научился. А мы послушаем.
- Очень даже просим,- откликнулся молчаливый пассажир с верхней
полки.
- Что ж, если просьба такая, то с моим удовольствием. Я в Ессентуках
уже по радио выступал, а теперь в клуб работать зовут,- сказал парень,
поднялся и достал с багажной полки тяжелый футляр с баяном.
Он вынул инструмент, бережно обтер его чистым платком, вдел плечо в
ремень, еле слышно прошел по ладам, пригнув голову, прислушался, широко