"Валентин Петрович Катаев. Хуторок в степи ("Волны Черного моря" #2) " - читать интересную книгу автора

Среди ночи Петя проснулся и увидел, что Василий Петрович без сюртука
сидит за письменным столом. Петя привык к тому, что отец по ночам исправляет
тетрадки. Но теперь отец был занят совсем другим. Стопки тетрадок лежали на
столе нетронутые, а он что-то быстро писал своим бисерным почерком. Вокруг
него на столе были раскиданы маленькие толстые томики старого издания
сочинений Толстого.
- Папочка, что ты пишешь?
- Спи, мальчик, спи, - сказал Василий Петрович и, подойдя к кровати,
поцеловал и перекрестил Петю.
Мальчик перевернул подушку на прохладную сторону и опять заснул.
Засыпая, он слышал быстрый скрип пера, дрожание образка, висящего на спинке
кровати, и видел темную голову отца рядом с зеленым колпаком лампы и теплый
огонек лампады в углу перед образом с сухой пальмовой веткой, тень от
которой таинственно лежала на обоях, как всегда вызывая представление о
ветке Палестины, о бедных сынах Солима и усыпляя чудной музыкой
лермонтовских стихов: "Все полно мира и отрады вокруг тебя и над тобой..."
Утром, пока Василий Петрович умывался, причесывал мокрую голову и
пристегивал к крахмальному воротничку черный галстук, Петя успел посмотреть,
что писал отец ночью. На столе лежала старинная самодельная тетрадь, сшитая
суровыми нитками. Петя сразу ее узнал. Обычно она хранилась в папином комоде
вместе с разными семейными реликвиями: венчальными пожелтевшими свечами,
веточкой флердоранжа, белыми лайковыми перчатками, бисерной сумочкой
покойной мамы, ее крошечным перламутровым биноклем, сухими листьями дикой
груши с могилы Лермонтова и множеством тех мелких обломков и вещиц, которые
в глазах Пети не имели никакого смысла, а для Василия Петровича являлись
драгоценными воспоминаниями.
Однажды Петя рассматривал эту тетрадь. Половину ее занимал написанный
Василием Петровичем доклад по случаю столетия со дня рождения Пушкина;
другая половина оставалась чистой. Теперь на этой пожелтевшей половине
мальчик увидел написанный тем же бисерным почерком новый доклад - по случаю
смерти Толстого. Он начинался следующими словами: "Умер великий писатель
земли русской; закатилось солнце нашей литературы..."
Василий Петрович надел новые манжеты, вправил в них новые, парадные
запонки из дутого золота и, аккуратно перегнув тетрадку, сунул ее в боковой
карман сюртука. Когда он потом торопливо пил чай на углу стола, а потом
надевал в передней свое драповое пальто с потертой бархаткой на воротнике,
Петя увидел, как у него дрожат пальцы и прыгает на носу пенсне. Почему-то
Пете вдруг стало ужасно жалко отца. Он подошел и, как в детстве, потерся о
его рукав.
- Ничего, мы еще повоюем! - сказал отец и погладил сына по спине.
- Все-таки я вам очень не советую, - серьезно сказала тетя, заглядывая
в переднюю.
- Вы ошибаетесь, - с мягким, глубоким волнением в голосе сказал Василий
Петрович, надел свою черную широкополую шляпу и быстро вышел на улицу.
- Ох, дай бог, чтобы я ошиблась! - вздохнула тетя. - Мальчики, не
копайтесь, а то опоздаете в гимназию, - прибавила она и стала помогать
пристегивать ранец своему любимцу Павлику, до сих пор еще не вполне
постигшему эту простую премудрость.
День прошел, как обычно, - короткий и вместе с тем тягостно длинный,
темный ноябрьский день, полный какого-то неясного ожидания, глухих слухов и