"Валентин Петрович Катаев. Разбитая жизнь, или Волшебный рог Оберона " - читать интересную книгу автора

Валентин Петрович Катаев


Разбитая жизнь, или Волшебный рог Оберона


"Разбитая жизнь, или Волшебный рог Оберона" - книга, написанная на
автобиографическом материале. Состоящая из отдельных
фрагментов-воспоминаний, она объединена единым художественным замыслом и
воссоздает гармонически целостную картину жизни детских лет писателя. И в
этом произведении В. Катаева проявились такие особенности его стиля, как
гротескность, лиризм, остроумие, наблюдательность, конкретно-чувственное
восприятие мира.


Сквозь сон


Мама привезла меня в Екатеринослав показать своим родным. Думаю, мне
было тогда года три-четыре. В Екатеринославе у меня оказалась бабушка, и это
меня удивило, так как у меня уже была одна бабушка - папина мама, - вятская
попадья, маленькая старушка, жившая вместе с нами. Тогда я узнал, что у
каждого человека есть две бабушки: одна папина мама, другая мамина мама.
Погостив некоторое время в Екатеринославе у бабушки, где жили еще несколько
маминых сестер, моих теток, мы собрались ехать обратно в Одессу на поезде,
отходившем по расписанию в 10.10 ночи.
О, как мне запомнились эти пугающие своей точностью "десять-десять",
вероятно еще более черные, чем сама железнодорожная ночь, которую мне
предстояло пережить.

Я еще никогда не видел ночи.

Уже в семь часов вечера меня обычно начинало неодолимо клонить ко сну,
а в восемь, иногда даже не дослушав шипенья, заскока и пружинного боя
столовых часов, я падал как бы с намагниченными глазами в еще не познанную,
непостижимую для меня область ночи и почти в тот же миг всплывал на
поверхность из глубины сна, открывал глаза и видел яркое южное утро нового
дня, солнце, бьющее в щели крашеных деревянных ставней, приделанных к окнам
не снаружи дома, а внутри, как все ставни в нашем городе.
Теперь же, в Екатеринославе, поминутно засыпая, я сидел в бабушкиной и
дедушкиной квартире, в столовой, и еле держался на неудобном высоком стуле с
резной спинкой, украшенной двумя точеными шишечками, что представлялось мне
верхом роскоши и богатства. Передо мной простирался большой обеденный стол
мореного дуба. Этот прямоугольный стол без скатерти был какого-то зловещего
цвета, настолько темного, что его никак не могла хорошо осветить лампа с
белым абажуром, висящая на бронзовых цепях, тоже очень мрачных.
Все было мрачно в этой большой екатеринославской комнате, все в ней
пугало меня, несмотря на присутствие доброй, толстой, красивой, как пожилая
королева, бабушки - мамочкиной мамы, - которая всей душой любила меня,
баловала, играла на фортепьяно веселые польки, брала меня под мышки,