"Елена Катасонова. Сказка Андерсена " - читать интересную книгу автора

о которой он зачем-то ей все рассказал, ревновала к партнершам и вообще к
богеме, которую - была уверена! - прекрасно знала по классической русской
литературе, неустанно о нем думала, когда был он занят в спектакле,
смущалась и радовалась, когда в редкие свободные вечера он встречал ее у
библиотеки.
Они изводили друг друга почти два года, целомудренно храня в тайне
свои сложные отношения, о которых знали весь театр и вся городская
библиотека. А потом праздновался первый послевоенный Новый год, и главный
режиссер (не без мудрого совета жены - ведущей актрисы) пригласил Татьяну
Федоровну под зыбким предлогом "огромной ее помощи в подборе репертуара".
Актеры выпили, растрогались и расчувствовались: в легкомысленном их
товариществе, на их глазах родилась любовь - настоящую, ее все чуют, - и
кто-то что-то про это сказал, кто-то провозгласил тост за "прекрасное и
святое чувство", и кто-то пошутил, что в коллективе зажимают свадьбу.
Митя вспыхнул, вскочил, но Татьяна Федоровна положила ему на локоть,
добрую руку, останавливая улыбкой, и он увидел, что вокруг него только
друзья, а рядом единственный человек в мире, и через два месяца они
поженились.


Глава 6

Татьяна Федоровна сдала служебную комнату и переехала к мужу, в
деревянный домик у Волги. Домик был маленький, симпатичный - укрывшийся в
тиши глубокого глухого двора, вросший в землю гриб боровик. В нем было
целых три комнаты да еще что-то вроде сеней - хоромы после ее клетушки.
Правда, вода во дворе и печной обогрев, но три комнаты...
Татьяна Федоровна поднималась по широкой поскрипывающей лестнице,
отпирала дверь (Дмитрий Михайлович торжественно вручил ей выточенный
театральным слесарем специально для нее ключ), проходила через прохладные
сени и входила в гостиную. Яркое мартовское солнце холодно заливало афиши
спектаклей, в которых играл когда-то Дмитрий Михайлович, блестело в стеклах
больших фотографий. Она стояла перед ними, не сняв пальто, и любовалась
Митей на фотографиях, пока его не было с ней рядом.
Потом она открывала форточку, и волжский ветер, озоруя, врывался в
дом: весело пробегал по тетрадям с аккуратно переписанными ролями,
добирался до пухлых журналов, стопкой лежащих на этажерке, сдувал пыль с
корешков старых книг, сохраненных и сбереженных, несмотря на годы актерских
скитаний. Все в этом доме казалось ей удивительным, несерьезно-прекрасным,
она и не знала, что бывают такие дома. Вместо ковров - афиши, ветхие, но
любовно подклеенные, никаких бронзовых часов или там фарфоровых пастушек,
зато шкафы переполнены книгами, да еще книги на полках - их читали и
перечитывали, щедро давали друзьям, - старые пластинки с голосами актеров,
о которых Митя рассказывать мог часами. И путешествия, путешествия... Митя
исколесил пол-России.
Она, правда, тоже поездила - муж кадровым был военным, - но у них были
солидные, ответственные командировки, а Митя всякий раз рисковал и
надеялся, взлетал и падал, шел в новую труппу и к новому режиссеру, и все
по каким-то детским, далеким от реальной жизни соображениям. Однажды уехал
из театрального Харькова в нетеатральный Тамбов к вздорному главному и на