"Гермини Каванах. Дарби О'Гилл и лепрехаун " - читать интересную книгу автора

откликнулся вьюрок, пожелавший и ему того же.
Наблюдая столь чудное зрелище, наслаждаясь столь замечательными видами
и пением птиц, наш герой и не замечал, как шло время, пока не взобрался на
первый холм в Слив-на-Монской гряде, именуемый, как всем известно, Свиным
Рылом.
Однако оказалось, что Свиное Рыло облюбовал не только он, и потому
пришлось ему снова спуститься в долину и податься на второй холм - Подушку
Дьявола, совершенно пустынный и уединенный, любо-дорого посмотреть.
Спрятавшись от солнца в тени под деревом, он уселся в густой высокой
траве, закурил трубку и предался размышлениям. Но вскоре обнаружил, что, о
чем бы он ни подумал, его мысли неизменно, вспорхнув, точно стайка
вспугнутых фазанов, возвращались к дерзостям, которые нагородила Бриджет о
его дорогих родственниках.
"Ну разве не лживая, злоречивая женщина?! - думал он. - Какие страшные,
клеветнические оскорбления обрушила на изысканных, утонченных О"Гиллов и
О"Грейди!"
Вот взять хотя бы его дядю, Валлема О"Гилла, служившего главным
дворецким в замке Брофи, - неужели он не был известен по всей стране своей
ученостью и неужели не мог похвастаться самыми стройными ногами в Ирландии?
И потом, разве Дарби не слышал собственными ушами, как вышеупомянутый
Валлем О"Гилл, показывая Бриджет картинную галерею в замке Брофи, объявил
ей, что в незапамятные времена О"Гиллы царствовали в Ирландии?
Правда, Дарби совсем запамятовал, до или после потопа это было. Бриджет
предположила, что, наверно, во время потопа, - ну что за вздор, право.
Тем не менее Дарби догадывался, что его дядя Валлем нисколько не
ошибся, ведь сам он не раз ощущал в себе тягу к величию. И сейчас, сидя в
одиночестве на траве, он громко произнес: "Будь по-моему, так я бы весь день
палец о палец не ударил, восседал бы на троне и играл бы в спойлфайв[2] с
лордом-наместником и тремя генералами. Не родился еще на свете знатный
человек, который бы любил попировать и славно выпить больше, чем я, и не
терпел бы рано вставать по утрам. А нерасположение рано вставать, как мне
говорили, - явное свидетельство благородного происхождения".
Вот родня Бриджет, все эти О"Хейгены и О"Шонесси, - так, ничего
особенного, а с виду и вовсе невзрачны. Его, Дарби, собственные дети
унаследовали красоту именно от него и его родных. Даже отец Кэссиди
соглашался, что дети пошли в О"Гиллов.
"Случись мне разбогатеть, - сказал Дарби, обращаясь к большому ленивому
шмелю, гудящему под самым его носом, - я бы выстроил замок вроде Брофи, с
настоящей картинной галереей. На одной стене повесил бы портреты О"Гиллов и
О"Грейди, а на противоположной - портреты О"Хейгенов и О"Шонесси".
При мысли о столь восхитительной мести душа его преисполнилась радости.
"Родня Бриджет, - продолжал он, хмуро поглядывая на шмеля, - покажется в сто
раз вульгарнее, чем она есть на самом деле, в сравнении с моими собственными
родственниками. И всякий раз, стоит только Бриджет напуститься на меня с
упреками, я буду приводить ее туда, чтобы показать, чтоМГ есть мой клан и
чтоМГ - какой-то там ее, и как следует ее наказать, - вот провалиться мне
сквозь землю".
Сколько Дарби просидел так, согревая сердце замыслами сладкого
отмщения, он и сам не знал, но вдруг - тук, тук, тук - его мечты прервал
стук маленького молоточка, доносившийся из-за поваленного дуба.