"Эммануил Казакевич. Двое в степи [H]" - читать интересную книгу автора

не о том, что он погиб, а о том, как он погиб,- вот что было важнее всего.
Он так зарыдал, что часовой, стоявший у входа в землянку, вздрогнул.
- Пустите меня! - крикнул Огарков вне себя.- Я должен им все сказать!
Он стал лихорадочно обдумывать, что такое ему нужно сказать своим
судьям. Ведь он ничего им не сказал. Он ведь только бормотал что-то. Ведь
нужно было ясно и понятно объяснить им, что он, Сережа Огарков, готов все
отдать всем. И что он именно Сережа Огарков, а не кто-нибудь другой,
посторонний. Они ведь не могут не понять, что это не то, что должно быть. Он
потребует, чтобы его выслушали, не так просто, в какой-то избе, а
по-настоящему.
Они не имеют права не выполнить его требование. Здесь Советский Союз,
где каждый человек имеет право быть выслушанным.
Лицо Огаркова просветлело.
Пусть они наконец запросят его полк.
В конце концов он не офицер связи, а начхим полка. Пусть спросят у
майора Габидуллина, у Кузина, у Дубового, у Вали.
Вспомнив свой полк, Огарков совсем ободрился. И мысль о том, что ни
Вали, ни Кузина, ни Дубового, ни майора Габидуллина уже, может быть, нет в
живых, подкралась к нему как-то незаметно и ошеломила его. Так о них,
значит, именно о них и говорил майор из оперативного отдела, сказав: "Мы
потеряли эту дивизию".
Только теперь эти, как казалось ему раньше, отвлеченные слова
наполнились понятным и страшным содержанием. "Значит, это я убил вас, мои
дорогие?" - шепотом спросил Огарков у медленно вставшей перед его глазами
вереницы лиц и имен. Сильная, неудержимая дрожь стала бить его. Дрожь,
впрочем, скоро унялась, сменившись мертвой оцепенелостью. Нет, он ничего не
имел сказать трибуналу. Все, что произойдет,- должно произойти, потому что
это справедливо.


ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ


Солдат Джурабаев - тот самый, что сорвал с петлиц Огаркова кубики,-
стоял на часах возле землянки осужденного и приглядывался к окружающему миру
не просто так, а с точки зрения часового. Большая курица с цыплятами,
гуляющая неподалеку, его не касалась. Вороне, пронзительно орущей на
верхушке тополя, не мешало бы и помолчать, находясь так близко к объекту
охраны. Ветер, шуршащий в траве, несколько раз привлекал его внимание, но
покуда это был только ветер и за шуршанием ничего не крылось.
Он прислушался к "объекту" - там было тихо. Осужденный не подавал
признаков жизни.
Джурабаев был один из тех исполнительных, до щепетильности точных
солдат, которые иногда кажутся туповатыми. Он попал в армейскую роту охраны
недавно, после легкого ранения, и считал это неожиданным счастьем, потому
что жизнь при штабе армии была куда более легкой и безопасной, нежели жизнь
на передовой. Однако он помнил об оставшихся на переднем крае товарищах,
которые были ничем не хуже его,- поэтому он нe мог считать справедливым
постигшее его счастье и старался компенсировать свою совесть беззаветной
преданностью службе. Службе с большой буквы, выполняя устав до мельчайших