"Эммануил Казакевич. Двое в степи [H]" - читать интересную книгу автора

увидела eго. И командир саперного батальона, и курносый лейтенант, и
лейтенант в немецкой плащ-накидке, и батальонный комиссар с квадратным
лицом, и старик, похожий на Льва Толстого, и Синяев, и жена командующего.
Чтобы все они видели, что он не жалкий беглец, убегающий от смерти, а
человек, сознающий свою вину и готовый держать за нее ответ.
Лучше всего было бы, если бы пуля с самолета - вражеская пуля! - попала
не в Джурабаева, а в него. Он лежал бы под холмиком во дворе у Марии,
прислушиваясь к шелесту листьев и трав и сам превращаясь в травы и листья и
в красные ягоды малины. И он бы вскоре дождался знакомого топота солдатских
ног, услышал бы голоса своих товарищей, с боями и песнями идущих обратно на
запад. А в этой лодочке плыл бы теперь человек, достойнее его,- Джурабаев.
Но раз уже случилось так, а нe иначе, и он, Огарков, получил свободу и
выбор - он поступит, как сын своей страны, готовый умереть от ее руки,
потому что не в силах жить, виновный и отринутый ею.
Лодка ударилась о берег. Огарков высадился, вытащил лодку и пошел.
Он прошел мимо саперов, роющих окопы, мимо пехотинцев, спавших на
солнцепеке, мимо полевых кухонь, мимо артиллерийских батарей. Он прошел
станицу и другую, здороваясь с солдатами и офицерами, он пил воду из
колодцев и ел помидоры с бахчей. Его лицо было приветливо и печально, и
люди, чувствуя в нем что-то значительное, сердечно встречали его.
Ему хотелось поскорее умереть, чтобы не сожалеть о жизни, суровой, но
прекрасной.
На большой дороге, по которой нe прекращалось движение частей и обозов,
он увидел двух верховых и в едущем впереди узнал лейтенанта Синяева. Тогда
он в последний раз пережил минутную слабость,- почти панический страх. Он
вздрогнул, остановился и сделал движение назад, в придорожные кусты. Потом
опомнился, подошел к Синяеву, ехавшему шагом, притронулся к седлу и сказал:
- Здравствуйте, товарищ лейтенант.
Синяев не узнал Огаркова и коротко осведомился:
- Чего?
-- Вы меня не узнаете? - спросил Огарков.
Синяев посмотрел на Огаркова и сказал:
- Вы обознались.
Огарков снял руку с седла, некоторое время шел молча рядом с лошадью,
потом назвал себя:
- Я - Огарков.
Синяев изменился в лице.
- Как? - спросил он, ошеломленный.
Огарков кратко рассказал, каким образом он очутился здесь, и сдавленным
голосом спросил Синяева:
-- Вы не в штаб армии едете?
-- Туда,- ответил Синяев.
Он соскочил с коня и пошел рядом с Огарковым. Так шли они молча всю
дорогу до той обсаженной тополями станицы, где разместился штаб.

Не будет преувеличением сказать, что в последующие дни все полевое
управление армии, от солдат-посыльных до генералов, было озабочено и
захвачено судьбой Огаркова. Его возвращение, по сути дела вполне
добровольное, в распоряжение трибунала, приговорившего его к расстрелу,
поразило и растрогало людей, хотя и ожесточенных отступлением, тяжелыми