"Эммануил Генрихович Казакевич. Весна на Одере (про войну)" - читать интересную книгу автора

исполнение свой замысел.
- Разве это люди? - с гадливостью сказал растапливавший печку
рыжеусый сибиряк. - Этому фашисту не только чужих, и своих детей не жалко.
Ведь собственными руками, стервец, вешал.
- Твой сын, - втолковывал старухе <ямщик>, ударяя себя по лбу
пальцем, - во, во, дурной... Ферштейн? Как можно, - кричал он, вероятно
думая, что чем громче, тем понятнее, - вот такую... - он махнул рукой в
сторону девочки, - маленькую, - его рука опустилась к полу, - вешать? - и
он показал рукой на свою шею.
Старуха принялась стелить русским постели. Делала она это без
подобострастия: она слишком недавно стояла на пороге смерти, чтобы
заискивать перед кем-либо. Просто так полагалось: русские были
победителями и имели право рассчитывать на смирение побежденных.
Лубенцов, однако, как человек военный, не мог рассчитывать на
запоздалое немецкое смирение. Поэтому он решил на всякий случай установить
охрану. Кропотливо расписав порядок дежурств и сигналы тревоги, Лубенцов
напоследок сказал:
- В общем вы можете все ложиться спать, а я буду дежурить до утра,
потому что спать я сегодня не смогу.
- Можно, я подежурю с вами? - спросила Таня из дальнего угла комнаты.
- Конечно! - воскликнул Лубенцов.
Все, как по уговору, сразу разошлись по своим местам, а Лубенцов с
Таней еще некоторое время посидели за столом. Потом они оделись, чтобы
пойти на пост.
В доме уже раздавался тихий храп. Прежде чем выйти на улицу, они
обошли дозором все комнаты. В столовой на диване спал капитан Чохов. Во
сне его круглое лицо, потеряв свойственное ему выражение вызывающей
самоуверенности, выглядело совсем юным. В соседней комнате беспокойно
ворочался на постели лейтенант. Он спал в своей старой шапке-ушанке, во
сне скрежетал зубами и что-то бормотал. На огромной двуспальной кровати
поместились рыжеусый с <ямщиком>. Оба были одеты, обуты и укрыты шинелями,
хотя под ними лежал целый ворох одеял. Из-под шинелей солдат торчали
стволы автомата и винтовки, тоже укрытые и тоже как будто спящие.
Рядом с ними на маленькой кровати спала немецкая девочка.
Лубенцов тихо рассмеялся по поводу укутанного оружия и спартанской
непритязательности солдат - этой приобретенной на войне вечной готовности
к бою.
Вышли во двор. Было очень темно и ветрено. С дороги доносился глухой
шум проходящих войск и гудки автомашин. Под большими деревьями что-то
двигалось. Лубенцов засветил фонарик. Старуха рыла лопатой яму.
- Чего это она? - вполголоса спросила Таня.
Лубенцов подошел к старухе и заговорил с ней; она долго и подробно
объясняла ему что-то. Вернувшись к Тане, Лубенцов сказал:
- Могилу роет. Самоубийц на кладбище не хоронят - вот в чем дело...
если я правильно понял.
Они вышли на улицу. Постояли минуту молча. Потом Таня спросила:
- Кем вы сейчас работаете?
- Начальником разведки дивизии. Теперь вот возвращаюсь из штаба
армии. Вызывали. Хотели отправить в Москву учиться в Военную академию. Еле
отпросился. Как-то обидно, не довоевавши, отправиться в тыл, да еще перед