"Эммануил Генрихович Казакевич. Сердце друга (Повесть) " - читать интересную книгу автора

Аничка поехала вместе с ней. Они поехали, и Аничка увидела впервые за
много месяцев колбасу, копченую рыбу и масло. Как ни совестно было Аничке
сознаться перед собой в том, что она любит покушать, но у нее потекли
слюнки. Тут тете Наде пришла в голову прекрасная идея: Илья Иванович
устроит Аничку в штаб ПВО вольнонаемной. Она будет получать хороший паек.
И она будет все равно что на фронте: ведь оборонять Москву от этих
стервятников - тоже дело важное и серьезное!
Аничка рассеянно улыбалась, слушая взволнованную болтовню тети Нади,
и пытливо заглядывала в собственную душу, как бы спрашивая: "А Не лучше ли
так - и Москву защищать, и быть с тетей Надей, есть белужий бок".
Хотя у тети Нади была просторная квартира, она обязательно захотела
спать вместе с Аничкой. Илья Иванович, служивший за городом, редко ночевал
дома.
Тетя Надя приготовила ванну, и обе - толстая сорокапятилетняя
красавица и молоденькая девушка - весело плескались в ней, забыв обо всем
на свете. Тетя Надя критически оглядела Аничку и сказала, гладя пухлой
ручкой плечи и грудь племянницы:
- Ну и раскрасавица же ты стала, Аничка... Ну и будет же кто-нибудь
любить тебя, Аничка!
Потом она всплакнула, вспомнив сына, но тут же с некоторым
легкомыслием, ей свойственным, сразу перешла от печали к надежде, заявив,
что сын ее наверняка среди партизан. Не может ведь такой парень, лыжник,
спортсмен, умница, погибнуть так вот, ни за грош. Рассуждая подобным
образом, она совсем успокоилась и уже говорила о том, что сын жив, с такой
уверенностью, словно знала это точно и неопровержимо.
Аничка стала одеваться и в полутьме медленно натягивала на себя
тетину широкую ночную сорочку из розового шелка с бантиками. Тетя Надя
опять умилилась, глядя на ее красивые руки и ноги. Сквозь слезы повторяла
она:
- Писаная красавица. Я и не думала никогда, что ты будешь такая
красавица.
Когда они уже легли, в городе раздался заунывный и бесконечно
траурный гуд сирен воздушной тревоги. Репродуктор тоже заворчал и объявил
тревогу, Аничка погасила свет и подняла темную штору. По небу бегали лучи
прожекторов, время от времени выхватывая из темноты спокойный и далекий
силуэт аэростата.
- Не пойду в убежище, надоело, - капризно сказала тетя Надя и крепко
прижала к себе Аничку.
Наговорившись всласть, тетя Надя уснула, а Аничка, несмотря на
мягкость перины и на приятное состояние довольства и сытости, долго не
спала и глядела на тетю Надю, на ее сдобный двойной подбородок и белую
шею. И опять почувствовала внезапную неприязнь к ней, к тому, что она
спит, когда сын ее пропал без вести и где-то стреляют зенитки. Сама ощущая
свою неправоту, прекрасно понимая, что люди должны же спать, что бы там ни
было, Аничка все-таки не могла освободиться от этого чувства и даже
отодвинулась, чтобы не слышать идущего от тети Нади приятного и опрятного
запаха чистого тела, туалетного мыла и духов.
- Помилуй тебя господь, - прошептала тетя, и Аничка поняла, что она
во сне обращается к сыну. Но это старинное выражение тоже не растрогало
Аничку. Она перевела по институтской привычке это выражение на немецкий