"Эммануил Генрихович Казакевич. Сердце друга (Повесть) " - читать интересную книгу автора

язык и сразу подумала, что так же напутствовали, быть может, немецкие
матери своих сыновей, бомбящих теперь московские пригороды.


4

Через три дня, утром, прилетел с фронта профессор Белозеров.
Он вошел, большой, грузный, слегка огрубевший, с поседевшими усами и
совсем уже белой головой, принеся с собой чужие, диковинные запахи
бензина, ременной кожи и дыма. Он загорел, обветрился, и его огромные
синие глаза - точно такие же, как у тети Нади, - казались теперь еще синее
и еще добрее.
- Принимайте старого фронтовика! - закричал он с юмором, но не без
гордости.
Как всегда, его присутствие создавало атмосферу спокойствия, доброты
и взаимного доверия. Достигал он этого не обилием ласковых слов или
улыбок. Он и говорил немного, и улыбался редко. Пожалуй, главное
заключалось во взгляде его глаз, полных доверия к людям, более того -
любования людьми, и властно требующих взаимности. Он был добр почти до
бесхарактерности, до того, что никто не решался злоупотреблять такой
исключительной добротой.
Профессор Белозеров был выдающимся хирургом. Профессию свою он ставил
выше всех других на свете и дожил до пятидесяти семи лет, ни на йоту не
потеряв чувства юношеского благоговения перед ней, что, впрочем, не
исключало некоторого недовольства медленным развитием медицинской науки.
Несмотря на это недовольство, он оптимистически предсказывал, что в
течение ближайших двадцати лет медицину ожидает новый небывалый подъем на
основе достижений других, смежных и несмежных наук, многие из которых
неожиданно окажутся, не могут не оказаться, решающими и для медицины.
Приехав к тете Наде, Александр Модестович прежде всего умылся и,
тщательно вытирая руки, как перед операцией, лукаво глядя на Аничку, время
от времени спрашивал:
- Ну-с, Анна Александровна, как живем-можем?
Вероятнее всего, что Илья Иванович каким-то образом сообщил ему на
фронт о приезде Анички в Москву и о ее планах. Так или иначе, Александр
Модестович ничего об этом ей не сказал. Он уселся рядом с дочерью и, ни о
чем не спросив, стал рассказывать о своей работе на фронте, о сложных
операциях, сыворотках, переливаниях крови. Аничка, выросшая в докторской
семье, прекрасно знала медицинскую терминологию, и профессору доставляло
удовольствие беседовать с ней, как с врачом, пользуясь латынью и вспоминая
разные довоенные случаи из своей врачебной практики.
Рассказывал он ей и о своих фронтовых впечатлениях, намеренно сгущая
краски в том смысле, что старался представить фронтовую жизнь очень
прозаической, обыкновенной и даже скучной.
Ревниво и горячо любя свою дочь, профессор Белозеров в то же время
относился к ней с той преувеличенной критичностью, какую иногда усваивают
умные отцы. Он находил ее взбалмошной, ленивой и слишком изысканной во
вкусах и привычках. Конечно, он отдавал должное и ее хорошим качествам -
уму, природной доброте, восторженности, умеряемой хорошо развитым чувством
юмора, наконец, твердости характера. Но вот именно эта твердость характера