"Эммануил Генрихович Казакевич. Сердце друга (Повесть) " - читать интересную книгу автора

послать его единственную дочь на такое сложное и опасное дело, к тому же,
как он догадывался, против желания отца.
- Вот что, - сказал он наконец. - Мы так порешим. Ты иди в свой
военкомат, пусть тебя зачислят в армию. Затем придешь ко мне. Распоряжение
военкомату о твоем зачислении будет отдано.
Он проводил ее до лестницы и долго стоял наверху, глядя ей вслед,
качая головой, покашливая и усмехаясь.
Усилиями генерала Силаева Аничка была послана переводчицей в штаб
Западного фронта. Она очутилась в большом тихом селе и была помещена в
двухэтажном доме, в одной комнате с двумя девушками-бодистками, Клавой и
Машей. Стояла не очень холодная, но ветреная зима. Вообще здесь было
тихо - гораздо тише, чем даже в тыловом приволжском городе, откуда она
убежала. Широкая улица отгородилась от мира шлагбаумами, возле которых
стояли часовые в больших тулупах. Офицеры штаба работали много, но работа
эта казалась Аничке чисто канцелярской. Никто не стрелял, а все писали и
разговаривали по телефону. Телефонов же было много, вся окрестность была
переплетена телефонными линиями, тянущимися на шестах, деревьях, столбах
телеграфа и просто по земле.
Клава и Маша в качестве старожилов и по привычке делали вначале всю
работу в комнате. Они убирали, кололи дрова, носили воду, отбирали у
Анички носовые платки и стирали их вместе со своими собственными. По
правде говоря, Аничка всего этого вначале почти не замечала, вернее - это
ей казалось естественным. Но однажды, заметив это, она ужаснулась и
немедленно перевернула весь порядок вверх дном. Она сразу же приняла все
хозяйственные заботы на себя, так как была значительно менее занята
работой, чем девушки, которые ночи напролет просиживали в подземном
помещении, где находился военный телеграф.
Девушки ее любили и говорили о ней, что хотя она и дикая, но очень
хорошая.
Она действительно казалась окружающим людям дикой. С мужчинами она
была высокомерна, держала себя с ними холодно и отпугивала их насмешливыми
остротами, а тех, кто к ней приставал, она казнила тем, что с невинным
видом во всеуслышание, на людях, не считаясь с присутствием старших
начальников, со смехом рассказывала об их ухаживаниях, выставляя их в
таком глупом виде, что они приходили в отчаяние. Это средство самозащиты
оказалось очень действенным. Ее прозвали "мощным узлом сопротивления". И
надо сказать, что, как ни странно, это ее поведение нравилось всем - даже
многим из самих пострадавших - и возбуждало во всех чувство уважения к ней
и какой-то даже гордости за нее. Оказывается, тот длинноногий лейтенант в
поезде многому научил ее.
- Ох, умора! - смеялась Клава, прослышав об Аничкиных расправах со
штабными вздыхателями. - Ты молодец, Аничка, так им и надо. Ты хорошая.
Но Аничка не казалась себе хорошей. Она считала, наоборот, что она
очень плохая, взбалмошная, неуравновешенная, слишком рефлектирующая,
словно все она взвешивает, ничего не делает без предварительного
обдумывания, как бы решая в каждом случае: это хорошо, это плохо. Быть
хорошей в результате предварительного обдумывания казалось ей нечестным.
Она считала, что поступать хорошо нужно бессознательно и только тогда
можно быть спокойной и счастливой.
Почти с первых же дней пребывания в штабе фронта Аничка стала