"Александр Казанцев. Колокол солнца (Гиганты #2)" - читать интересную книгу автора

- Абель, что с тобой! Клянусь...
- Не богохульствуй, несчастная! Не усугубляй своей вины! У меня не
было в роду предков с носом, разделяющим лоб пополам.
- Что вы, владетельный сеньор! - бросилась между супругами повитуха,
в то время как окаменевшая от испуга баронесса застыла в дверях. - Это же
родовая опухоль, опухоль на личике. Она проходит, вот увидите, да
просветит вас Мадонна! И все пройдет, и он будет, как две капли росы на
лепестке розы, походить на вас, владетельный сеньор! Вы уж поверьте!
- Я верю только в господа бога и собственным глазам, а не старым
цыганским или испанским ведьмам или французским распутным бабам, которые
за деньги отцов втираются в старинные дворянские роды.
При этих словах баронесса Женевьева де Невильет, приняв это на свой
счет, грохнулась на пол в глубоком обмороке. Сразу протрезвев, кухарка
Сюзанна суетливо склонилась над ней, а грозный ревнивец равнодушно
перешагнул через груду надушенного шелка и вышел из комнаты, не слыша, как
ему вслед кричала перепуганная испанка:
- Опухоль это! Провалиться мне на этом месте, опухоль!
Вообще-то говоря, ей, даже при ее добрых намерениях, следовало бы
провалиться сквозь старый пол замка, потому что нос младенца оказался не
опухолью, а странной игрой природы, отнюдь не уменьшаясь до самых крестин.
Баронесса, несмотря на нанесенное ей оскорбление, все же не уехала, и
самоотверженно ухаживала за кузиной, и присутствовала на крестинах, куда
господин Абель де Сирано-де-Мовьер-де-Бержерак, как примерный католик, все
же явился в последнюю минуту.
Крестил Савиньона новый деревенский кюре, который был прислан старому
в помощники и преемники. Абель смотрел на него мрачно и неодобрительно. И
священнику, у которого были нежные голубые, но проницательные глаза, он
показался предвещающей град грозовой тучей, повисшей над равниной Сены.
После крещения, когда ревнивый и гневный отец все еще ждал спадания
безобразной опухоли с лица новорожденного, мать по совету кузины тайком
выбралась на улицу, чтобы добежать в темноте до кюре.
Деревенский священник жил в доме своего предшественника, по которому
он недавно справил заупокойную мессу. Домишко этот почти ничем не
отличался от остальных крестьянских хижин, разве что очагом, который имел
вытяжную трубу, и дым не выходил, как у других жителей деревни, через
отверстие в крыше.
Мадлен, смертельно боясь, что муж настигнет ее, добралась до домика
кюре и постучала в дверь.
Молодой кюре в деревянных сабо, стуча ими по крыльцу, вышел,
недоуменно вглядываясь в позднюю гостью проницательными глазами. Из
открывшейся двери пахнуло хлевом, ибо старый кюре держал там вместе с
собой козу, оставив ее в наследство своему преемнику, как и кур, почему-то
не смастерив для них курятник. А новый жилец, по-видимому, еще не успел
ничего сделать.
- Отец мой, - испуганным шепотом начала Мадлен, - я должна
исповедаться.
Кюре вздрогнул. Меньше всего он хотел бы стать обладателем
какой-нибудь тайны, да еще и связанной с хозяевами поместья.
- Но это можно сделать только в храме, - попытался возразить он. -
Нельзя ли подождать до утра?