"Джакомо Джироламо Казанова. История моей жизни " - читать интересную книгу автора

шитым серебром арабесками. Мне открывалась высокая грудь, и медленное,
зачастую прерывистое волнение волшебного этого холмика показывало, что он
живой. Меж небольших грудей пролегал узкий, округлый желобок: мне чудилось,
что молочный этот ручеек назначен для того, чтобы я, впившись в него губами,
утолил свою жажду.
Вне себя от восхищения, я движением почти непроизвольным протянул руку
и, дерзкий, уже готов был откинуть ее вуаль, когда бы, выпрямившись во весь
рост, она не оттолкнула меня и голосом столь же величественным, как и поза,
не стала упрекать за дерзостное вероломство.
- Разве достоин ты дружбы Юсуфа, - говорила она, - ты, оскорбляющий
супругу его и законы гостеприимства?
- Сударыня, вы должны простить меня: у нас на родине самый низкий из
мужчин может взирать на лицо королевы.
- Но не срывать вуаль, коли случится ей надеть ее. Юсуф отомстит за
меня.
Услыхав угрозу эту, я решил, что погиб, бросился к ногам ее и молил
так, что она успокоилась, велела мне сесть обратно и уселась сама; она
скрестила ноги, и на миг в беспорядочных складках юбки мелькнули мне
прелести, зрелище которых, продлись оно минутою дольше, вконец лишило бы
меня рассудка. Тут я осознал свою ошибку и раскаялся - но было поздно.
- Ты весь пылаешь, - произнесла она.
- Как же мне не пылать, - отвечал я, - когда ты меня сжигаешь.
Умудренный опытом, забыл я думать о лице ее и совсем было завладел ее
рукою, как она сказала: "Вот и Юсуф". Он входит, мы поднимаемся, он
благословляет меня, я благодарю, рабыня-вышивальщица удаляется, он изъясняет
признательность жене, составившей мне добрую компанию, и тут же подает руку,
дабы препроводить ее в женские покои. В дверях она поднимает покрывало и,
целуя супруга, как бы ненароком показывается мне в профиль. Я провожал ее
взором до последней комнаты. Вернувшись, Юсуф со смехом сказал, что супруга
его пожелала с нами обедать.
- Я думал, что передо мной Зельми, - сказал я.
- Это было бы слишком противно нашим обычаям и нравам. Теперешний мой
поступок - безделица; но не могу даже и представить, чтобы честный человек
отважился усадить собственную дочь напротив чужестранца.
- Полагаю, твоя жена красива. Она красивее Зельми?
- Красота дочери моей весела, в ней запечатлелась нежность. Красота
Софии отмечена гордостью. Она будет счастлива, когда я умру. Тот, кто
возьмет ее в жены, найдет ее девственной.
Рассказывая о приключении моем г-ну де Бонвалю, я преувеличил
опасность, которой подвергался, когда хотел откинуть покрывало.
- Вовсе нет, - возразил тот. - Никакой опасности вы не подвергались;
гречанка эта, решив посмеяться над вами, попросту разыграла трагикомическую
сцену. Поверьте, она гневалась, что оказалась наедине с новичком. Вы
разыграли с нею фарс на французский манер, а должны были действовать
по-мужски. Что за нужда пришла вам глазеть на ее нос? Надо было добиваться
главного. Будь я моложе, я, может статься, сумел бы отомстить за нее и
наказать моего друга Юсуфа. Глядя на вас, она составила нелестное понятие об
итальянцах. У самой скромной из турчанок стыд не простирается далее лица:
стоит закрыть его, и она уже уверена, что краснеть не с чего. Уверен, эта
Юсуфова жена закрывает лицо всякий раз, как ему приходит охота с ней