"Джакомо Казанова. Мемуары " - читать интересную книгу автора

Но там, наверху, в башке - там, по крайней мере, еще не испарилось
остроумие, он еще сумеет позабавить этих господ и придать себе весу в их
глазах. Круглым и замысловатым, немного дрожащим почерком переписывает он на
чуть-чуть шершавом листе дорогой бумаги приветственные стишки на французском
языке для принцессы де Рекке и разрисовывает буквы высокопарного посвящения
на своей новой комедии для любительского театра: "Да, даже здесь, в Дуксе,
мы еще не разучились держать себя подобающим образом!" И, действительно,
когда, наконец, подкатывают кареты, и он, сгорбившись, сходит вниз по крутым
ступеням, тяжело ступая своими скрюченными ногами, - господин граф и его
гости небрежно бросают слугам шапки, плащи и шубы, но его они обнимают по
дворянскому обычаю, представляют незнакомым господам в качестве
прославленного шевалье де Сейнгаля, превознося его литературные заслуги, и
дамы польщены видеть его рядом с собой за столом.
Блюда еще не убраны, трубки еще идут вкруговую, а принц уже
справляется - совсем как он предвидел - об успехах беспримерно увлекательной
истории его жизни, и кавалеры и дамы в один голос просят его прочесть им
главу из этих мемуаров, которые, несомненно, приобретут громкую известность.
Как отказать в каком-либо желании любезнейшему графу, его милостивому
благодетелю? Господин библиотекарь поспешно взбирается наверх, в свою
комнату, и берет из пятнадцати фолиантов тот, в который он уже
предусмотрительно вложил шелковую ленту: главный, наиболее выдающийся
эпизод - один из немногих, который не должен чуждаться присутствия дам,
рассказ о его бегстве из свинцовых карцеров Венеции. Kajc часто и кому
только не читал уже он эту несравненную авантюру: курфюрстам баварскому и
кельнскому, в кругу английских дворян и при варшавском дворе, но пусть они
увидят, что Казанова умеет рассказывать иначе, нежели этот скучный прусса'к,
господин фон Тренк, из-за приключений которого теперь поднимают столько
шуму. Ибо он недавно вставил в рассказ несколько новых эффектов - чудесные
неожиданные осложнения, - и в конце - великолепную цитату из божественного
Данте. Бурные аплодисменты награждают его за чтение, граф обнимает его и при
этом левой рукой тайно сует ему в карман сверток дукатов, которые ему, черт
возьми, приходятся весьма кстати, ибо если его и забывает весь мир, то
кредиторы преследуют его даже и здесь.
Но, увы, на другой день лошади уже нетерпеливо звякают сбруей, кареты
ждут у ворот, ибо высокие особы уезжают в Прагу, и хотя господин
библиотекарь и делал трижды тонкие намеки на то, что у него в Праге много
неотложных дел, его все-таки никто не берет'с собой. Он вынужден остаться в
огромном, холодном, с гуляющими сквозняками, каменном ящике Дукса, отданный
в руки наглого богемского сброда - лакеев, которые, едва только улеглась
пыль за колесами господина графа, опять начинают свое нелепое зубоскальство,
растягивая рот до ушей. Всюду одни варвары, нет больше никого, кто умел бы
разговаривать по-французски и по-итальянски об Ариосто и Жан-Жаке,
невозможно же вечно писать письма этому заносчивому, погрязшему в деловых
актах жеребцу - господину Опицу в Часлове, или тем немногим милостивым
дамам, которые еще удостаивают его чести переписываться с ним. Затхло и
сонно скука, как серый дым, снова ложится над необитаемыми комнатами, и
забытый вчера ревматизм с удвоенной свирепостью дергает ноги. Казанова
угрюмо снимает придворное платье и надевает на мерзнущие кости толстый
турецкий шерстяной халат, угрюмо подползает он к единственному приюту
воспоминаний - письменному столу, очиненные перья ждут его рядом с кипой