"Н.Казандзакис. Последнее искушение Христа " - читать интересную книгу автора

Народ зашумел, стараясь заглушить этот голос, потому что всем было жаль
раввина, и центурион не услышал его. Он приставил ладонь к уху.
- Что ты сказал, хахам? - крикнул центурион, давая шпоры коню.
- Царский венец! - изо всех сил закричал раввин. Лицо его сияло, он
весь горел, метался на шее у кузнеца, подпрыгивал, плясал, словно пытаясь
взлететь.
- Царский венец! - снова закричал он, счастливый, тем, что стал
устами своего народа и своего Бога, и широко распахнул руки, словно его
распинали в воздухе.
Центурион пришел в ярость. Он резко соскочил с коня, схватил плеть с
луки седла и двинулся на толпу. Он шел тяжелой поступью, сдвигающей с места
камни, ступал молча, словно могучее животное - буйвол или дикий вепрь?
Толпа притихла, затаив дыхание. Не было слышно ничего, кроме цикад в
масличной роще да спешно слетавшегося воронья.
Центурион сделал два шага, затем еще шаг и остановился: на него хлынуло
зловоние, исходившее из раскрытых ртов и немытых, пропотевших тел, - смрад
еврейский. Он прошел дальше, очутился перед старым раввином, а тот,
вскарабкавшись на плечи кузнецу, смотрел сверху на центуриона с блаженной
улыбкой на лице: это было мгновение, к которому он стремился всю жизнь --
принять смерть так, как принимали ее пророки.
Центурион прищурил глаза и искоса смотрел на него. Он собрал все силы и
сдержал руку, которая уже поднялась, чтобы развалить ударом кулака старую
бунтарскую голову. Он обуздал свой гнев. Риму не было выгодно убивать
старика; этот проклятый непокорный народ мог снова встать на ноги и снова
начать разбойную войну. Риму не было выгодно вновь совать руку в осиное
гнездо евреев. Поэтому он сдержал порыв, обмотал плеть вокруг руки,
повернулся к раввину и сказал хриплым голосом:
- Ты здесь - уважаемый человек, старик, и только поэтому я отношусь к
тебе с почтением. Я, Рим, окажу тебе честь, которой ты сам себя лишаешь.
Поэтому я не подниму на тебя плеть. Я выслушал твой приговор, а теперь
приговор вынесу я.
Он повернулся к цыганам, стоявшим в ожидании по обе стороны креста, и
крикнул:
- Распять его!
- Я вынес приговор, - спокойно сказал раввин, - вынес его и ты,
центурион. Но приговор должен вынести еще и некто третий, самый
могущественный.
- Император?
- Нет! Бог. Центурион рассмеялся:
- Я - уста императора в Назарете, император - уста Бога во
вселенной. Итак, Бог, император и Руф вынесли приговор.
Сказав это, он размотал обвивавшую его руку плеть и направился к
вершине горы, яростно стегая попадавшиеся под ноги камни и тернии.
- Бог воздаст тебе, детям твоим и детям детей твоих, окаянный! --
прошептал какой-то старик, воздев руки к небу.
Между тем стальные всадники окружили крест. Толпа внизу рокотала, люди
приподнимались на носках, дрожа от волнения, - свершится или не свершится
чудо? Многие пристально вглядывались в нее6о, ожидая, что оно разверзается,
а женщинам уже мерещились в воздухе разноцветные крылья. Почтенный раввин,
упираясь коленями в широкие плечи кузнеца, напряженно вглядывался, что же