"Н.Казандзакис. Последнее искушение Христа " - читать интересную книгу автора

ночной, но я был не в силах разобрать слова... Ни один листок не колыхнулся
внизу на земле, неубранное поле благоухало Хлебом, а с окрестных
гор--Фавора, Гельвуя и Кармилаг-- струилось молоко. "Эта ночь - Божья, --
подумал я. - Полная луна - лик Божий в Ночи, и таковыми будут ночи в
грядущем Иерусалиме.."
И лишь подумал я так, слезы наполнили очи мои, печаль овладела мною и
овладел мною страх: я был стар, так неужели мне суждено умереть прежде, чем
очи мои нарадуются на Мессию?
Я стремительно поднялся, священное неистовство охватило меня, я снял
пояс, сбросил одежды и остался перед оком Божьим в чем мать родила. Чтобы Он
увидел, как я постарел, иссох и сморщился, словно фиговый лист осеныо,
словно обглоданная птицами виноградная гроздь, носящаяся в воздухе голой
ветвью. Пусть же он увидит меня, сжалится надо мной и не медлит более.
Я стоял нагим перед Господом и чувствовал, как лунный свет пронзает мою
плоть. Я целиком превратился в дух, слился с Богом и услышал глас Его,
который звучал где-то снаружи, где-то вверху надо мной, но внутри меня.
Внутри меня, ибо оттуда, изнутри, приходит к нам истинный глас Божий.
"Симеон, Симеон, - услышал я. - Я не позволю тебе умереть прежде, чем
ты увидишь, не услышишь; не коснешься Мессии собственными руками!" "Господи?
Повтори это!" - воскликнул я. "Симеон, Симеон, я не позволю тебе умереть,
прежде чем ты не увидишь, не услышишь, не коснешься Мессии собственными,
руками!" Я обезумел от радости, стал прихлопывать руками, притоптывать
ногами, пустился плясать нагим в лунном сиянии Сколько времени длилась эта
пляска? Мгновение, равное вспышке молнии? Тысячелетия? Я утолил свой голод,
почувствовал облегчение, оделся, подпоясался, спустился в Назарет. Увидев
меня, петухи на крышах сразу же начинали петь, солнце смеялось, просыпались
птицы, двери распахивались, приветствуя меня, а весь мой убогий домишко, от
порога до крыши, его окна и двери-- все сияло рубином. Деревья, камни, люди,
птицы чувствовали, что вокруг меня пребывает Бог, и даже сам кровопийца
центурион остановился передо мной в изумлении.
- Что с тобой случилось, почтенный раввин? --- спросил он меня. - Ты
загорелся, словно факел, смотри, не сожги Назарет!
- Но я не стал отвечать ему, чтобы не осквернять своего дыхания.
Долгие годы храню я эту тайну, тщательно пряча ее на груди. В полном
одиночестве, ревниво и гордо радовался я ею и все ожидал, но сегодня, в этот
черный день; когда новый крест вонзился в сердца наши, сил моих больше нет,
мне жаль людей, и поэтому я решил возгласить радостную весть: "Он идет к
нам, Он уже недалеко, Он здесь, где-то поблизости; Он остановился испить
воды из колодца, съесть кусок хлеба у печи, в которой только что испекли
хлеб, но, где бы Он ни был, Он явится, потому что Бог, который всегда верен
своему слову, сказал: "Ты не умрешь, Симеон, прежде чем сам не увидишь, не
услышишь, не коснешься Мессии собственными руками!" С каждым днем я
чувствую, как силы оставляют меня, и чем меньше их остается, тем ближе к нам
Избавитель. Теперь мне восемьдесят пять лет, и медлить более Он уже не
может!
- А что, если ты проживешь тысячу лет, старче? - вдруг прервал его
безбородый, тщедушный, косоглазый человечишка с узкой заостренной
физиономией. - А что, если ты и вовсе не помрешь, старче? Видали мы и
такое: Енох и Илья живут себе до сих пор - сказал он, и его косящие глазки
лукаво заиграли.