"Никоc Казандзакиc. Я, грек Зорба (Роман) " - читать интересную книгу автора

и если это было удобно, старался есть тайком, словно совершал нечто
постыдное. Тем не менее, чтобы Зорба не ворчал, я сказал:
- Хорошо, я иду.
Мы направились к деревне. Часы, что я провел среди скал,
пролетели, как мгновения любовной страсти. Я еще чувствовал на себе
обжигающее дыхание флорентийца.
- Ты подумал о лигните? - спросил Зорба с некоторой нерешительностью.
- А о чем другом мне, по-твоему, думать? - ответил я со смехом. -
Завтра мы должны начать работу, требовалось сделать расчеты.
Зорба посмотрел на меня искоса и замолчал. Я снова
почувствовал, что он взвешивает каждое мое слово, он еще не знал, чему
должен верить или не верить.
- А где результаты твоих расчетов? - спросил он, прощупывая почву.
- Через три месяца мы должны добывать по десять тонн лигнита в день,
чтобы покрыть расходы. Зорба снова посмотрел на меня, но на этот раз с
беспокойством. Затем, немного помолчав, сказал:
- Какого дьявола ты пошел к морю, чтобы делать свои расчеты? Извини
меня, хозяин, что я тебя об этом спрашиваю, но я не понимаю. Что касается
меня, то когда я вступаю в спор с цифрами, то стараюсь забраться в
какую-нибудь дыру на земле, чтобы ничего не видеть вокруг. А если я поднимаю
глаза и вижу море, дерево или женщину, даже старуху, о!., попробуй-ка тогда
считать! Все расчеты и эти свинские цифры улетают, словно у них крылья
выросли.
- Ну, это твоя вина, Зорба! - сказал я, чтобы его еще подразнить. - У
тебя просто не хватает сил сосредоточиться.
- Я не знаю, хозяин, это по-разному бывает. Есть случаи, когда сам
Соломон... Вот однажды я проходил через маленькую деревню. Старик лет
девяноста сажал миндальное дерево. "Послушай, дедушка, - обратился я к
нему, - ты сажаешь миндаль?" И он, как был, согнутый, повернулся ко мне и
сказал: "Я, сынок, поступаю так, будто никогда не умру". А я ему отвечаю: "Я
же всегда поступаю так, словно в любую минуту могу умереть". Кто же из нас
двоих прав, хозяин?
Он смотрел на меня с триумфом:
- Вот сейчас я подожду твоего ответа, - сказал он.
Я молчал. Две тропинки, одинаково крутые, вели к вершине.
Действовать так, будто смерть не существует, или каждую минуту думать о
смерти, это, пожалуй, одно и то же. Но в тот момент, когда Зорба меня об
этом спросил, я этого еще не знал.
- Итак? - спросил Зорба насмешливо. - Не порть себе кровь, хозяин, из
этого мы никогда не выберемся. Поговорим о другом. Я сейчас думаю о
завтраке, курице, плове, посыпанном корицей, и у меня уже мозги дымятся, как
этот плов. Сначала поедим, а там видно будет. Сейчас перед нами плов,
значит, наши мысли должен занимать плов. Завтра перед нами будет лигнит, и
мы будем думать о нем. И никаких отклонений, понятно?
Мы входили в деревню. Женщины сидели на порогах домов и
болтали; старики, опираясь на трости, хранили молчание. Под гранатовым
деревом, усыпанным плодами, маленькая сморщенная старушка искала вшей у
своего внука.
Перед кафе стоял статный старик с орлиным носом и суровым
сосредоточенным лицом, у него был вид важного господина; это был Маврандони,