"Никоc Казандзакиc. Я, грек Зорба (Роман) " - читать интересную книгу автора

попугаем, которую она повесила в беседке.
Мы посадили ее посередине, Зорба был справа, я - по левую
сторону. Втроем мы набросились на завтрак. Прошла целая вечность, пока
кто-то из нас заговорил.
Зверь, находившийся в каждом из нас, насыщался и утолял жажду
вином, пища быстро превращалась в кровь, мир становился прекрасен, женщина,
находившаяся рядом с нами, с каждой минутой становилась все моложе, морщины
на ее лице разглаживались. Попугай, висевший прямо перед нами в зеленом
фраке и желтом жилете, вертел головой, чтобы лучше нас разглядеть. Он
казался нам то маленьким, заколдованным человечком, то душой старой певицы,
одетой в желто-зеленое платье. А укрывшая нас беседка из голых ветвей вдруг
покрылась огромными гроздьями черного винограда.
Зорба завращал глазами и распростер свои руки, пытаясь объять
все вокруг.
- Что происходит, хозяин? - вскричал он удивленно. - Стоит только
выпить стаканчик вина, и весь мир начинает сходить с ума. Но ведь это и есть
жизнь, хозяин! По-твоему, это виноград свисает над нашими головами или же
ангелы? - я что-то ничего не разберу. Или же совсем ничего нет, на этом
свете - ни курицы, ни русалки, ни Крита? Скажи хоть что-нибудь, хозяин,
скажи или я совсем одурею.
Зорба становился все веселее. Он покончил с курицей и жадно
смотрел на мадам Гортензию. Его глаза то поднимались, то опускались, они
пробирались к ней за пазуху, как бы ощупывая ее необъятную грудь.
Маленькие глазки нашей доброй дамы тоже сверкали, она оценила
вино и пропустила не один стаканчик. Неугомонный демон, заключенный в вине,
снова вернул ее к добрым старым временам. Вновь став нежной, игривой,
экспансивной, она поднялась, заперла наружную дверь, чтобы соседи не увидели
ее "варварского состояния", как она сама его определила, закурила сигарету,
и ее маленький вздернутый, как у француженки, нос стал выпускать колечки
дыма.
В такие минуты все сдерживающие центры у женщины ослабевают,
часовые засыпают и простое доброе слово становится не менее могущественным,
чем золото или любовь. Я закурил свою трубку и произнес эти добрые слова.
- Мадам Гортензия, ты мне напоминаешь Сару Бернар... Когда она была
совсем молодой. Я не ожидал увидеть в этой дикой глуши столько элегантности,
грации, красоты и учтивости. Кто был тем Шекспиром, который обрек тебя жить
здесь, среди варваров?
- Шекспир? - спросила она, вытараща свои маленькие выцветшие глазки. -
Какой Шекспир? Мысли ее вдруг быстро перенеслись на театральные подмостки,
где она когда-то выступала, в мгновение ока она облетела все кафешантаны от
Парижа до Бейрута, вдоль побережья Анатолии и внезапно вспомнила: это было в
Александрии, огромный зал с люстрами, бархатные кресла, мужчины, женщины с
обнаженными спинами, запах духов, цветы. Тут занавес поднялся и появился
ужасный негр...
- Какой Шекспир? - вновь спросила она, гордая от того, что наконец-то
вспомнила. - Не тот ли, которого называли еще и Отелло?
- Он самый. Какой Шекспир, высокочтимая дама, занес тебя на эти дикие
берега?
Старая певица осмотрелась. Двери были заперты, попутай спал,
кролики занимались любовью, мы были одни. Взволнованная, она принялась