"Никоc Казандзакиc. Я, грек Зорба (Роман) " - читать интересную книгу автора

порыве:
- Моя Бубулина, прошу тебя, не стучи так, не стучи!
- Убери лапы! - закудахтала наша добрая дама. - За кого ты меня
принимаешь, приятель? И она бросила на него томный взгляд.
- На свете есть Господь Бог, - сказал старый хитрец, - не печалься, моя
Бубулина. Он все видит, не бойся!
Старая русалка с кислым видом подняла к небу свои маленькие
голубые глаза и увидела уснувшего в клетке зеленого попугая.
- Мой Канаваро, мой маленький Канаваро! - ворковала она влюбленно.
Попугай, узнав ее голос, открыл глаза, вцепился в прутья клетки
и начал кричать хриплым голосом тонущего человека:
- Канаваро! Канаваро!
- Вот оно! - крикнул Зорба, снова похлопав рукой по столь послужившим
коленям, как бы желая завладеть ими.
Старая певица завертелась на своем стуле и вновь раскрыла свой
маленький сморщенный рот:
- Я тоже храбро сражалась в первых рядах... но потом для меня пришли
плохие деньки. Крит был освобожден, флоты получили приказ уходить "А я, что
будет со мной, - кричала я, хватаясь за четыре бороды. - На кого вы меня
бросаете? Я привыкла к великолепию, я привыкла к шампанскому, жареным курам,
красивым маленьким матросам, которые отдавали мне честь. Что же со мной,
четырежды вдовой, будет, господа адмиралы?" Они только смеялись. Ах! Эти
мужчины! Они надавали мне английских фунтов, итальянских лир, рублей и
наполеонов. Я их насовала в чулки, за корсаж и в свои туфельки. В последний
вечер я плакала и кричала, тогда адмиралы сжалились надо мной. Они наполнили
ванну шампанским и погрузили меня туда - все было весьма, как видите,
фамильярно, ну, а затем
они выпили все шампанское в мою честь и это их опьянило. Потом они
погасили свет.
Утром я чувствовала, что все запахи перемешались: фиалка,
одеколон, мускус и амбра. Четыре великих державы - Англия, Франция, Россия,
Италия - я их держала здесь, вот здесь, на коленях и я ласкала их, вот так!
Мадам Гортензия раскинула свои маленькие жирные ручки и стала
размахивать ими так, словно подкидывала на коленях ребенка.
- Как только рассвело, они стали стрелять из пушек, я не вру, могу
поклясться в этом своим счастьем, и белая шлюпка с двенадцатью гребцами
подошла за мной, чтобы высадить на берег. Она взяла свой маленький платок и
разрыдалась.
- Моя Бубулина, - воскликнул Зорба, воспламеняясь, - закрой глаза...
Закрой глаза, мое сокровище. Это я, Канаваро!
- Убери лапы, тебе говорят! - вновь кокетливо взвизгнула наша добрая
дама. - Посмотрите на него! Где же золотые эполеты, треуголка, надушенная
борода? Ах! Ах! - Она мягко сжала руку Зорбы и снова зарыдала. Посветлело.
На минуту мы замолчали. Море, ставшее наконец мирным и нежным, вздыхало за
камышами. Ветер упал, солнце зашло. Два ночных ворона пролетели над нами, их
крылья просвистели так, будто кто-то рвал тонкую шелковую ткань, например,
шелковую рубашку какой-нибудь певички.
Опустились сумерки, как бы присыпав двор золотистой пудрой.
Взлохмаченные волосы мадам Гортензии воспламенились и взметнулись от порыва
вечернего бриза, казалось, она хотела взлететь, чтобы поджечь соседние