"Никоc Казандзакиc. Я, грек Зорба (Роман) " - читать интересную книгу автора

заканчивает: "Сохрани тебя Господь, хозяин, морды у монахов, что крупы у
мулов!"
Каждый вечер Зорба совершает со мной прогулку по Греции,
Болгарии и Константинополю, закрывая глаза я представляю: вот он пересек
Балканы, сбитый с толку и измученный, подметив своим соколиным глазом много
удивительного. Привычные для нас вещи, которые мы бесстрастно минуем,
предстают перед Зорбой полными тайн.
При виде идущей мимо женщины он в изумлении останавливается:
- Что это за чудо? - спрашивает он. - Что же это такое - женщина - и
почему у нас мозги становятся набекрень из-за нее? Расскажи мне хоть
немного! С тем же изумлением он останавливается перед мужчиной, деревом или
цветком и даже стаканом холодной воды. Зорба каждый день видит все это как в
первый раз.
Вчера мы сидели перед нашим сараем. Выпив стаканчик вина, он
повернулся ко мне встревоженный:
- Что это за красная водичка, хозяин, скажи мне, пожалуйста? Старые
корни дают ростки, потом свисают гроздья кислых ягод, проходит еще некоторое
время, они зреют на солнце, становятся сладкими как мед, и тогда их называют
виноградом, потом давят сок и заливают его в бочки. Сок бродит в бочках, на
праздник Святого Георгия пьяницы их открывают, к этому времени сок
становится вином. Что же это за чудо! Ты пьешь этот красный сок, и душа твоя
переполняется, она больше не умещается в твоей груди, бросая вызов самому
Господу. Что же это такое, хозяин, скажи мне?
Я молчал. Слушая Зорбу, я чувствовал девственное обновление
мира. Все повседневные и выцветшие вещи окрашивались в свои первозданные
цвета, словно только что сотворены Богом. Вода, женщина, звезда, хлеб вновь
припадают к таинственному первоисточнику, подхваченные восхитительным вихрем
полнокровной жизни.
Вот почему каждый вечер, вытянувшись на прибрежной гальке, я с
нетерпением ждал Зорбу. Покрытый грязью и угольной пылью, он выходил
размашистой походкой из-под земли, подобно громадной мыши. Еще издали по
тому, как он двигается, идет ли с поднятой головой или склонив ее, я
догадывался, как в этот день шла работа.
Вначале я ходил вместе с ним и наблюдал за рабочими. Стараясь
пользоваться новыми приемами, я интересовался результатами труда, хотел
узнать и полюбить человеческий материал, попавший мне в руки, испытать
радость, о которой давно мечтал, - иметь дело не со словами, а с живыми
людьми. Я строил романтические проекты (добыча лигнита шла хорошо)
организовать своего рода коммуну, в которой мы все будем работать, где все
будет общим, мы будем питаться за одним столом и одинаково, словно
братья-близнецы, одеваться. Мысленно я создавал целый обряд, как бы зародыш
новой жизни.
Однако я не решался посвятить Зорбу в свои проекты. Он с
раздражением смотрел, как я ходил среди рабочих, расспрашивал их, вмешивался
в дела и всегда вставал на их сторону. Поджимая губы, он говорил:
- Хозяин, погуляй где-нибудь в другом месте, сегодня
такое солнце.
Первое время я настаивал на своем, подолгу беседовал со всеми и
скоро знал историю любого из моих рабочих: сколько у него детей, сестер на
выданье, беспомощных родителей, все его заботы и болезни.