"Никоc Казандзакиc. Я, грек Зорба (Роман) " - читать интересную книгу автора

похоронный колокол. Я затрепетал.
Мой друг наклонился:
- Послушай, - сказал он тихим голосом, - нет ли у тебя плохого
предчувствия?
- Да, - ответил я.
- И ты веришь в этот вздор?
- Нет, - проговорил я с уверенностью.
- Тогда что же?
Не было здесь никакого "что же". Я не верил, но мне было
страшно.
Мой друг слегка коснулся левой рукой моего колена, как привык
это делать в самые задушевные минуты наших бесед. Мысленно я побуждал его
подарить мне хоть какую-то надежду на будущее, он же медлил, сопротивлялся,
но в конце концов сдался, и тогда он тронул мое колено, словно хотел
сказать: "Я сделаю то, что ты хочешь, во имя дружбы...".
Веки его вздрогнули. Он вновь смотрел на меня. Поняв, что я
взволнован, он не решился использовать наше любимое оружие - смех, улыбку,
иронию.
- Хорошо, - сказал он. - Давай твою руку. Если один из нас будет
находиться в смертельной опасности... Он замолчал, словно устыдился. Мы уже
долгие годы высмеивали приверженцев метафизики, равно как и вегетарианцев,
спиритуалистов, теософов и эктоплазмиков.
- Тогда? - спросил я, силясь догадаться.
- Пусть это будет своего рода игрой, хорошо? - сказал он, торопясь
выбраться из этой опасной фразы, в которой все больше увязал.- Если одному
из нас будет угрожать смертельная опасность, пусть он подумает о другом,
чтобы предупредить его, где бы он ни находился... Согласен?
Он попытался засмеяться, но губы его, будто скованные холодом,
не шевельнулись.
- Согласен, - сказал я.
Опасаясь, что слишком выдал свое волнение, мой друг поспешил
добавить:
- Я, конечно, не верю в какие-то там связи душ...
- Ничего, - прошептал я. - Пусть так...
- Ну хорошо! Тогда пусть так. Примем эту игру. Согласен?
- Согласен, - ответил я.
Такими были наши последние слова. Мы обменялись рукопожатием,
не сказав больше ни слова, наши горячие пальцы соединились, затем мы резко
отдернули свои руки, и я пошел быстрым шагом, не оборачиваясь, словно меня
преследовали. Мне хотелось в последний раз взглянуть на своего друга, но я
сдержался. "Не оглядывайся! - приказал я себе. - Шагай"
Душа человека, заблудившаяся во плоти, еще далеко несовершенна,
ей не всегда дано предчувствовать. Если бы она была к этому способна,
насколько по иному проходило бы наше расставание.
Становилось все светлее. Оба утра смешались. Любимое лицо моего
друга - я видел его теперь более отчетливо - осталось под дождем в этом
порту, неподвижное и скорбное.
Море продолжало реветь. Дверь кафе открылась, вошел моряк,
приземистый, на широко расставленных ногах, с отвисшими усами. Послышались
радостные голоса: