"Лаура Кинсейл. Летящая на пламя " - читать интересную книгу автора

воображении простое лицо - лицо, внушающее доверие, лицо, которое можно было
бы назвать невзрачным, если бы не ясный свет добрых глаз, благородная
чистота лба, да еще, возможно, несколько задорных веснушек на носу. Кроме
того, ему должна была придавать обаяние трогательная манера опускать взор и
заливаться краской смущения, когда он ловил на себе взгляд женщины.
В течение нескольких дней Олимпия продумывала те слова, с которыми она
обратится к нему. Девушка с трудом могла выразить свое восхищение его
подвигом и содрогалась каждый раз, как только представляла себе этого
храбреца, бросившегося наперерез рухнувшей мачте, чтобы спасти своего
командира, а затем прыгнувшего за борт в кишащую акулами пучину,
предотвращая взрыв неразорвавшегося снаряда, способного в щепки разнести
корабль. Ей так хотелось выразить ему свое глубочайшее уважение; она хорошо
понимала, что замерзшая фуксия, завернутая в бумагу, не в силах передать всю
глубину ее чувств. И все же она мечтала, лежа без сна ночи напролет, когда в
доме становилось удивительно тихо, а ее жизнь казалась ей маленькой и такой
незначительной, что этот морской волк улыбнется, принимая из ее рук цветок,
и все поймет. Он будет признателен ей и по достоинству оценит скромный дар
девушки, который в ту минуту покажется ему дороже королевской золотой
медали.
Но все это были лишь мечты. А сейчас, стоя у его двери и чувствуя, как
замирает ее сердце от ужаса, Олимпия утвердилась в худших подозрениях на
свой счет - она поняла, что несмотря на свои самые страстные желания и
мечты, она - страшная трусиха, лишенная всякого мужества.
Взяв себя в руки, девушка дернула за цепочку, на которой висел
колокольчик, и где-то далеко, в глубине дома раздался тихий перезвон. И
сразу же с карниза портика сорвался большой ком снега и с глухим стуком упал
рядом с ней на крыльцо, засыпав своей холодной крошкой плечи и шляпку
девушки. Дверь усадьбы Хазерлей распахнулась в тот момент, когда Олимпия
вытирала свое запорошенное лицо и убирала со лба сломанное перо зеленой
шляпки, мешающее ей разглядеть того, кто стоял в дверном проеме.
Это был маленький смуглый босоногий человечек в красной феске на бритой
голове, за ним тянулся длинный шлейф из одеяла, в которое было завернуто его
тщедушное тело. Слуга, не обращая никакого внимания на то, что Олимпия была
вся в снегу, отвесил ей низкий поклон и подмел при этом свешивающимся с его
руки краем одеяла каменный порог дома. Затем он снова устремил на нее взор
своих маленьких черный глаз, сверкающих на круглом лице.
- О, дорогая! - пропел он мелодичным высоким голосом. - Чем могу
служить вам?
Олимпия, вся в снегу, с большой каплей на кончике носа, готова была
сквозь землю провалиться. Но зная, что все пути к отступлению отрезаны, она
сделала вид, что ничего не произошло, и протянула в дрожащую руку слуги
слегка влажную визитную карточку.
- Ага, - сказал он и, сунув карточку под феску, посторонился, пропуская
гостью вперед. Оставив входные двери открытыми, он проводил ее через
прихожую в вестибюль, пол которого был выложен полированными белыми и
розовыми мраморными плитами в шахматном порядки. В огромном вестибюле царил
полумрак.
Олимпия исподволь бросила взгляд на затененную нишу, где на фоне резных
деревянных панелей висели пыльные боевые знамена и поблескивала сталь
оружия. Здесь были палаши и сабли, боевые топоры, пики и пистолеты. Все