"Бернгард Келлерман. Братья Шелленберг" - читать интересную книгу автора

- Но почему же ты был дураком? - спросил Михаэль.
Венцель расхохотался.
- Почему? - переспросил он, опять наполняя стаканы. - Это ты сейчас
узнаешь. Да, я был дураком и вдобавок - дураком недостойным и смешным. Когда
я представился, Раухэйзен, конечно, вспомнил меня и взял на себя труд минут
пять поболтать со мною, с немного лицемерным, правда, участием, но все же с
человеческими интонациями в голосе. Он никогда не мог мне простить, что
горько плакал, - а что могло быть естественнее? - когда я описал ему смерть
его сына, а ведь кровь этого Отто Раухэйзена пропитала всю мою одежду, и мне
пришлось подбадривать его, крича ему в ухо, - так страшно боялся он смерти.
Это, впрочем, не относится к делу. Но в дальнейшем я был для Раухэйзена
автоматом, как все его сотрудники. Он почти не смотрел на меня. Говорил
тихо, немного сипло, но только потому, что берег свой голос. Это воплощенный
принцип экономии сил. Сидит маленький старичок, немного съежившись, желтый
как воск, вследствие болезни печени, с буграми и шишками на желтой, тускло
блестящей лысине... Ты никогда не видел его?
- Нет.
- У него голова римлянина, отлитая из светлой бронзы. Глубокие глазные
впадины, нос крючком, широкие пресыщенные губы с глубокими складками,
особенно широка и особенно пресыщена нижняя губа. Впрочем, не из бронзы,
пожалуй, а из воска вылеплена его голова, и когда он раздвигает широкие
губы, видны зубки, кукольно маленькие, а глаза у него, как зеленые
стекляшки, острые, боязливые, почти трусливые. Нет, Михаэль, это - личность,
поверь мне, и если я отрицательно отзываюсь о нем, ты можешь кое-что и
зачеркнуть из моих слов, потому что я... Я его ненавижу! Да, вот он - Иоганн
Карл Эбергард Раухэйзен, которому принадлежит одно княжество под землею, а
другое - на земле. Тридцать лет назад он приступил к осуществлению
горизонтального принципа трестирования, за последние десять лет он перешел к
вертикальному принципу. Вначале он владел только железом и углем. Потом
начал изготовлять все, начиная от паровых котлов и кончая бритвами. А теперь
у него собственные пароходы для транспортирования его изделий. Синдикат так
велик, что никто не в состоянии обозреть его со всеми разветвлениями, никто,
кроме самого Раухэйзена! Я еще и теперь отношусь к нему с величайшим
уважением, несмотря ки на что. Второй такой головы нет во всей Германии.
- Ты уживался с ним?
- В сущности, прекрасно. Я ведь был автоматом. и наше сотрудничество
происходило поэтому без всякого трения Но постепенно я начал старика
ненавидеть. Я ненавидел его холодность, он часто сидел передо мною,
маленький, съежившийся, весь - лед и бесчувственность. Я ненавидел его
безучастие к людям. Ради чего работал этот старик с утра и до ночи? Надо
было управлять этим огромным делом. Но для чего увеличивал он его почти
каждый день? И мало-помалу мне стало уясняться, что не он управлял делом, а
дело - им. Он сделался рабом этой страшной машины, которую сам соорудил. Его
скупость я чувствовал во всем, даже в ничтожных мелочах. Это была ужасающая
скупость. Я чувствовал его алчность. И я понял, наконец, что не идея
служения всему этому делу руководит им, что его подлинная и единственная
цель - загребать деньги. Вот истина! И, поняв это, я стал его еще больше
ненавидеть.
"Один только раз он выдал себя. Надо тебе знать, что он все скупал, как
бешеный, пользуясь кредитом государственного банка и погашая долг