"Джеймс Келман. Перевод показаний" - читать интересную книгу автора

не знала, никто не знал, но я, правда, мог. Если меня толкнут не толкнут,
если попросят, я мог бы выпрыгнуть, возможно, и она тоже, она тоже. Ведь и
она человек, и видела все эти беды, все мы их видели. Не так ли она и
думает, раз она здесь, то и я должен быть, но из-за того, что она здесь, я и
не способен сдвинуться с места, поэтому. Опять же работа, моя работа, ее
нужно делать, это работа необходимая.
Снова к окну. Я говорю, что она глядела не на меня, а в окно, и я не на
нее, а тоже в окно, и я ощущал ее запах, знал ее, хоть прикоснуться к ней,
да, коснуться ее и прижать к себе, конечно. В ночное небо, мы смотрели в
него, да, я выпрыгнул бы отсюда, разорвал облака, что у нас за жизнь, люди
исчезают, ну и лети, если тебя толкнули так, как эта женщина, которая
думает, что я только поэтому здесь, я и без нее мог бы понестись навстречу
смерти, выпрыгнуть, смерть это бегство, смерть означает теперь -
безопасность, покой, покой, я бы прыгнул прямо отсюда, если б она поглядела
на меня определенным образом, если бы только она так на меня поглядела,
определенно, я прыгнул бы и разорвал облака, определенно сделал бы так, это
определенный факт, да, мадам-коллега, любовь моя, товарищ-коллега, ну как ты
нынче, в этот вечер, bonne nuit тебе, buenas noches,[1] хорошо, что мы еще
живы, привет, привет, это здорово. Может она чего-то хочет от меня, я не
знаю, не знаю, что это, что я должен сделать и сказать, что я могу сделать,
я не устраиваю революций, в этом все дело, не знаю, выжить до старости, это
только естественно, вот так, чем мы, отдельные люди, и занимаемся,
человеческие существа, любовь моя, ей невыносимо быть со мной, я вижу в ней
это, ей не
оскорбительно для нее, я оскорбителен, для нее
И все равно ничего не может сказать, поговорить со мной, почему не
может, не говорит со мной, мы так долго вместе, через столько прошли за эти
многие, многие недели-и ничего, с кем она повстречалась, она с кем-то
встречалась, конечно, встречалась, а может и нет, может и не встречалась,
кто она - богоподобное существо, женщина земная и небесная, женщина с
планеты Марс, чье тело я знаю так хорошо, знающая и мое тело
Я дрожал, уже трясся, дрожал, один, да, что случилось, сказал я, когда
она дала мне сигарету, а другую взяла себе. У нее были сигареты. Одну дала
мне, а другую себе, самой. Но может быть, мы покурим, покурим вместе, мы
делали так, курили одну сигарету, вместе. Теперь отдельно, одна мне, другая
себе. Для меня это имело значение. Я мог разозлиться. Конечно. Но нет. Я мог
расстроиться, но не расстроился. Давайте внесем тут ясность. Я исполнял
работу, какая была необходима. Работу, которую я исполнял, это могу сказать,
она не одобряла. Сама мне так говорила, она не имеет никакого значения в
мире, который мы с ней делим, так она говорила. Значения. Она говорила
смысла, никакого смысла. А что такое смысл? Кто может сказать, что имеет
смысл, что не имеет. И то, и это, оба имеют смысл, они сами и есть смыслы,
не знаю, так она говорила. Я слушал не очень внимательно, был сердит на нее,
какой еще выбор, как будто он у меня был, не было у меня никакого, и ни у
кого из нас нет. Да, сердился, но не так на нее, как на инфантильность ее
поступков, ее доводы были инфантильны, я ей так и сказал, и еще о том, как
это было необходимо. То, что мы делаем, это необходимая работа. Я сказал ей,
В этом нет ничего плохого. Для нас это ценно, может в таком-то смысле это и
ложь, ты говоришь о смысле, а разве есть какой-то смысл в этом мире, в нем
даже общности нет, ты думаешь, в нашем мире есть общность? Это инфантилизм.