"Оэ Кэндзабуро. Объяли меня воды до души моей... " - читать интересную книгу автора

передних зуба.
И еще глаза. Края век и ресницы были, наверно, подведены тушью -ресницы
от этого выделялись резче, но глаз не затеняли. Лучи вечернего солнца падали
на девчонку со спины, и казалось, сиреневатый свет отражался в ее глазах. И
эти ее жгучие, чуть косящие глаза не моргая смотрели на вход в убежище.
Снова наклонившись вперед, как конькобежец, берущий старт на ледяной
дорожке, Исана сбежал вниз по винтовой лестнице. Однако вышел он из дому
медленно и спокойно направился к вишне. Еще когда он открывал дверь,
девчонка вскочила со стула, но не убежала, а встала за спинкой стула. Она
стояла в глубокой тени под черной густой кроной вишни, на которой теперь не
было ни одной птицы. Исана ясно видел ее смуглую кожу и слегка косящие
жгучие глаза.
-Чего? Ну, чего? - смущаясь, жалобно произнесла девчонка едва слышно.
- Я пришел за стулом моего сына. Ты на нем сейчас сидела, - сказал
Исана.
Он взял стул и попятился назад, точно от толчка, а девчонка что-то
пробормотала хриплым голосом - может быть, ругала себя за робость. Исана,
правда, расслышал, что она сказала, но понять смысла ее слов не мог. Когда
он, вскинув стул на плечо, повернулся и стал подниматься по косогору к
незакрытой входной двери, девчонка громким, возбужденным голосом, произнеся
имя известной актрисы времен процветания кино, снова окликнула его. Тогда-то
ему стал понятен смысл тех слов, которые она пробормотала раньше.
- Может, переспим в гримерной?
Слова девчонки с горящими мрачным пламенем, слегка раскосыми глазами
были явно обращены к Исана: Дядечка, переспите со мной хоть разок!
Склоненное вперед тело Исана - на плече он держал по-прежнему стул - мелко
задрожало от смеха. Не успел он захлопнуть за собой дверь, как в нее ударил
камень, но он, не обращая на это внимания, сел верхом на стул и, положив
голову на спинку, продолжал хохотать. Рядом с ним стоял Дзин, обняв за
поясницу трясущегося от смеха отца: от него пахло тертым сыром.
Глубокой ночью Исана проснулся от топота скачущих лошадей. Ему
приснилось, будто его огромное, как гора, мертвое тело (возможно, оно
разрослось уже после смерти) закопано совсем неглубоко и над ним проносится
табун лошадей. Во сне Исана беспокоился, что Дзина испугал топот и он
вот-вот услышит плач мальчика. Это они топали по крыше. Исана ждал, что рано
или поздно они придут, и сейчас, проснувшись, понял, что они нагло ворвались
в его жизнь и бесцеремонно топают по крыше!
В бешенстве, весь дрожа от возмущения, он вскочил на ноги, но света
зажигать не стал и замер между своей кроватью и кроватью Дзина. Хорошо бы
изловчиться и напасть на скакавших у него над головой подростков, но он
прекрасно понимал, что бессилен что-либо предпринять. Вскоре после того, как
Исана поселился в своем убежище, ему приснился сон. Страшный сон, будто
разразилась атомная война. На крыше убежища скопилась огромная толпа людей,
жаждущих спастись от атомного нападения, угрожая и требуя впустить всех в
бункер. Проснувшись в ужасе, проникшем в самую глубину его мозга, еще
погруженного в сон, он хотел было броситься отбивать натиск толпы на крыше,
но вдруг понял, что, в бессилии мечась по кровати, он просто видит
продолжение сна: бессилие и страх, сковавшие его тело, еще долго оставались
раной в его душе.
И на этот раз Исана не стал впустую бегать по убежищу в поисках оружия.