"Этгар Керет. Дни, как сегодня" - читать интересную книгу автора

Внутри магазина возле одного из стеллажей стоит монахиня. Со спины она
на мгновение выглядит, как смерть из фильмов Бергмана. Но я собираюсь с
мужеством, подхожу к соседнему стеллажу и украдкой бросаю на нее взгляд. У
нее худое и красивое лицо. Очень красивое. Книгу, которую она держит в руке,
я знаю. Я определяю ее по картинке на обложке. Она возвращает книгу на ее
место на полке и поворачивается к другому стеллажу.
Я спешу достать книгу с полки. Том еще хранит тепло. Это "Гулливер",
"Гулливер" по-исландски, но все равно "Гулливер". Обложка книги напоминает
издание на иврите. У нас было такое дома. Я думаю, что мой брат получил его
от кого-то в подарок.
Я плачу в кассу продавцу, который настаивает, чтобы завернуть мне книгу
в подарочную упаковку. Он приклеивает на цветастую упаковочную бумагу
розовую ленту и лезвием ножниц закручивает в колечки ее конец. Собственно,
почему бы и нет? Это подарок себе.
Выйдя из магазина, я спешу разорвать упаковочную бумагу, снимаю рюкзак,
прислоняю его к фонарному столбу, усаживаюсь прямо на заснеженный тротуар и
начинаю читать. Книгу я хорошо знаю, и даже, если забыл в ней что-то,
картинки сразу напоминают мне. Это та же книга, те же слова. Даже если я и
додумываю что-то из них. "Гулливер" на исландском - это все еще "Гулливер",
книга, которую я ужасно люблю.
От большого волнения я начинаю потеть, это первый раз, что я потею с
того времени, как приехал сюда. Я снимаю тяжелое пальто и влажные перчатки,
в которых мне трудно переворачивать страницы. Первые два романа просто
великолепны, да и от третьего я получил огромное удовольствие. Но, без
сомнения, последнее путешествие - самое захватывающее. Эти благородные
гуигнгнмы, на которых я всегда хотел походить. Когда Гулливер был вынужден
покинуть их и вернуться к людям, я не мог удержаться от слез.
Когда я дочитываю книгу, то замечаю, что уличный фонарь уже не горит.
Холод уже давно перестал мешать мне. В свете фар проезжающего автомобиля я
вижу рядом с собой личность в черном. Она поворачивается ко мне. Это она -
ошибиться невозможно - коса, костлявое лицо. Со спины она на мгновение
показалась мне настоящей монахиней.

Кохи 2

Циона выпускают через две недели. Он уже пригласил нас на вечеринку к
себе в кибуц. Кохи посоветовал мне придумать какой-нибудь предлог, чтобы не
ходить. "Все кибуцники - каннибалы, - нес он чушь по своему обыкновению, -
они там без разбора едят один другого. Если бы они не были такими скрытными,
это давно бы уже выплыло наружу. Тебе только не хватает, чтобы кто-нибудь из
них, подпив, вообразил, что ты - секретарь кибуца, который достал его
дежурствами, и - бац! - ты уже находишься в желудке какого-нибудь
жирненького мапайника.[14]
После инцидента в Южном Ливане Кохи стал просто невыносим. Чего стоит
один только случай с этим письмом командиру батальона.
Первые недели после той истории в Ливане Кохи обычно слонялся по
территории базы, засовывая и вынимая из дырки в голове палец, и кричал: "Я
умер, вот это да... Я умер". Повар Шломо, когда увидел его, упал в обморок,
а потом подал командиру роты рапорт по форме 55, в котором написал, что не
может служить в одном подразделении с трупом, поскольку из рода коэнов.