"Серен Кьеркегор. Страх и трепет" - читать интересную книгу автора

на волю, настолько он радуется; ибо он никакой не поэт, и я напрасно пытался
бы вырвать у него тайну поэтической несоизмеримости. Ближе к вечеру он
отправляется домой, походка его неутомима, как походка почтальона. По дороге
он думает о том, что жена наверняка приготовила для него какое-то
специальное горячее блюдо, которое ждет его по возвращении домой, например
жареную баранью голову с овощами. Если он встретит по пути родственную душу,
он способен пройти с таким человеком до самого Естерпорта, беседуя об этом
блюде со страстью, приличествующей ресторатору. Кстати, у него нет, пожалуй,
и четырех шиллингов, и все же он абсолютно уверен, что жена приготовила ему
такой деликатес. И если она действительно это сделала, то, как он станет
есть, будет поводом для зависти людей благородных и поводом для
воодушевления людей простых - ведь аппетит у него получше, чем у Исайи. Если
же жена не приготовила такого блюда, он - как ни странно - остается
совершенно таким же. По дороге он проходит мимо строительной площадки и
встречает там другого человека. Какое-то мгновение они беседуют вместе, он
быстро помогает поднять некое сооружение, для этого у него все уже было
подготовлено заранее. Случайный встречный покидает его с мыслью: да, это
точно был настоящий капиталист, тогда как мой замечательный рыцарь думает:
да, если б дело дошло до этого, я легко мог бы с этим справиться. Он
спокойно сидит у раскрытого окна и смотрит на площадь, у которой живет, и
все, что происходит там перед его глазами, - будь то крыса, поскользнувшаяся
на деревянных мостках, играющие дети - все занимает его, наполняя покоем в
этом наличном существовании (Tilvaerlse), как будто он какая-нибудь
шестнадцатилетняя девушка. И все же он никакой не гений; ибо я напрасно
пытался заметить в нем несоизмеримость гения. В вечерние часы он курит свою
трубку; когда видишь его таким, можно было бы поклясться, что это торговец
сыром из дома напротив, который отдыхает тут в полумраке. Он смотрит на все
сквозь пальцы с такой беззаботностью, как будто он всего лишь легкомысленный
бездельник, и, однако же, он покупает каждое мгновение,[48] своей жизни по
самой дорогой цене, "дорожа временем, потому что дни лукавы"[49] ибо он не
совершает даже самого малого иначе как силой абсурда. И все же, все же, я
способен прийти от этого в бешенство если не по какой-то другой причине, то
хотя бы из зависти, - и все же этот человек осуществил движение
бесконечности и продолжает осуществлять его в каждое следующее мгновение. Он
опустошает глубокую печаль наличного существования, переливая ее в свое
бесконечное самоотречение, ему ведомо блаженство бесконечного, он испытал
боль отказа от всего, отказа от самого любимого, что бывает только у
человека в этом мире; и все же конечное для него так же хорошо на вкус, как
и для того, кто не знает ничего более высокого, ибо его продолжающееся
пребывание в конечном не являет никакого следа вымученной, полной страха
дрессуры, и все же он обладает той надежной уверенностью, которая помогает
ему радоваться конечному, как если бы оно было самым надежным из всего. И
все же, все же, весь земной вид, который он являет собой, есть новое
творение силой абсурда. Он постоянно осуществляет движение бесконечности,
однако он делает его с такой точностью и уверенностью, что он постоянно же
получает отсюда конечное, и ни одной секунды никто не может заподозрить
ничего иного. Труднейшая задача для танцора состоит в том, чтобы оказаться
после прыжка в определенном положении, причем так, чтобы ему ни на секунду
раньше не приходилось специально принимать это положение, но так, чтобы
такое положение уже содержалось заранее внутри прыжка. Возможно, это не