"Серен Кьеркегор. Страх и трепет" - читать интересную книгу автора

удается ни одному танцору, но рыцарь это делает. Масса людей живет
погруженной в земные печали и радости, но они суть те, кто остается сидеть в
зале, они уже не принимают участия в танце. Рыцари бесконечности суть
танцоры, и у них есть полет. Они совершают движение вверх и снова падают
вниз, но даже само по себе такое занятие - это не какое-то несчастное
времяпрепровождение, и даже глядеть на них при этом очень приятно. Однако
всякий раз, когда они падают, они не могут тотчас же принять надлежащее
положение, они какое-то мгновение медлят, и это промедление доказывает, что
они все же чужие в этом мире. Такое промедление может быть более или менее
очевидным, в зависимости от того, насколько они владеют своим искусством, но
даже искуснейшие из рыцарей не способны вполне скрыть такое колебание. Тут
уж совсем не нужно видеть их в воздухе, достаточно поглядеть на них в то
мгновение, когда они только касаются земли или же минуту назад ее коснулись;
этого довольно, чтобы их распознать. Однако падать так, чтобы в ту же самую
секунду создавалось впечатление, будто они стоят или идут, превращать прыжок
всей жизни в своеобразную походку, находить утонченному абсолютное выражение
в пешеходных привычках, - на это способны только такие рыцари; в этом и
состоит единственное чудо.
Но это чудо легко может и обмануть; поэтому я опишу все движения в
одном определенном случае, который поможет осветить такое отношение к
действительности; ибо вокруг этого вращается все остальное. Некий юноша
влюбляется в принцессу, все содержание его жизни заключено в этой любви, и,
однако же, это отношение таково, что оно никак не может быть реализовано,
оно никак не может быть переведено из идеальности в реальность.* Рабы
ничтожности, лягушки в болоте жизни конечно же закричат: подобная любовь -
это глупость, а богатая вдова винокура была бы такой же хорошей и надежной
партией. Ну и пусть себе они спокойно квакают в болоте. Это никак не
подходит рыцарю бесконечного самоотречения (Ridderen of den uendelige
Resignation); он не отказывается от своей любви ни за какие блага на свете.
Он ведь не какой-нибудь фатоватый щеголь. Прежде всего он стремится
удостовериться, что она действительно составляет содержание его жизни, и
душа его слишком естественна и слишком горда, чтобы расточать попусту даже
малейшие детали этой опьяняющей любви. Он не трусит, он не боится того, что
она сможет проникнуть в самые тайные, самые сокровенные его мысли, сможет
бесчисленными кольцами обвиться вокруг каждой частицы его сознания; если
любовь окажется несчастной, он уже никогда не сможет вырваться из ее
объятий. Он ощущает блаженное наслаждение, позволяя любви пронизывать каждый
свой нерв, и, однако же, его душа торжественна, как душа того, кто опустошил
чашу с ядом и чувствует теперь, как этот ядовитый сок проникает в каждую
каплю его крови, ибо это мгновение есть жизнь и смерть. Впитав в себя, таким
образом, всю эту любовь и углубившись в нее, он чувствует в себе достаточно
мужества, чтобы все испробовать и на все отважиться. Он рассматривает
отношения своей жизни, он собирает вместе быстрые мысли, которые, подобно
обученным почтовым голубям, повинуются каждому его знаку, он взмахивает над
ними своим жезлом, и они разлетаются во всех направлениях. Но теперь, когда
все они возвращаются назад как вестники печали, объясняя ему, что все это
невозможно, он затихает, благодарит их всех, остается один и тогда уже
совершает это движение. Если то, что я здесь говорю, имеет некий смысл, все
это оказывается верным, лишь бы только движение происходило нормально.**
Тогда рыцарь в первый раз обретет силы для того, чтобы сосредоточить все