"Серен Кьеркегор. Страх и трепет" - читать интересную книгу автора

содержание своей жизни и смысл действительности в одном-единственном
желании. Если же человеку недостает такого сосредоточения, такой замкнутости
и отъединенности, значит, душа его с самого начала многообразно расщеплена,
и потому ему никогда не удастся осуществить такое движение; в жизни своей он
будет действовать осмотрительно, подобно тем банкирам, которые вкладывают
свой капитал в различные ценные бумаги, с тем чтобы выиграть в одном месте,
если придется потерять в другом; короче, он никакой не рыцарь. Затем рыцарь
обретет силы, чтобы сосредоточить весь итог мыслительной операции в одном
акте сознания. Если ему недостает такой замкнутости и отъединенности,
значит, душа его с самого начала многообразно расщеплена, и потому он
никогда не найдет времени для осуществления этого движения; и он будет
постоянно спешить по своим мелким жизненным делам, так никогда и не вступив
в вечность; ибо в то самое мгновение, когда он ближе всего к ней, он
внезапно обнаруживает, что позабыл нечто и потому непременно должен
вернуться назад. В следующее мгновение, подумает он, это будет возможным, и
это вполне верно; однако, вследствие подобных размышлений, он так никогда и
не приходит к тому, чтобы сделать это движение, напротив, с их помощью он
все глубже и глубже погружается в трясину.
* Само собой разумеется, что всякий иной предпочтительный интерес, в
котором индивид сосредоточил для себя всю реальность действительности,
способен положить начало движению самоотречения, коль скоро этот интерес
окажется неосуществимым. Я избрал в качестве примера влюбленность, чтобы с
ее помощью показать развертывание такого движения, поскольку этот интерес
гораздо легче понять, а потому он освобождает меня от необходимости
пускаться во все предварительные рассуждения, которые в действительно
глубокой мере могут занимать лишь немногих.
** Это требует страсти. Всякое движение бесконечности осуществляется
посредством страсти, и никакая рефлексия не в состоянии вызвать движение.
Таков постоянно длящийся прыжок в этом наличном существовании - прыжок,
который объясняет движение, между тем как опосредование является химерой; у
Гегеля это опосредование призвано объяснять все, и одновременно это то
единственное, что он никогда не пытался объяснить. Даже для того, чтобы
провести известное сократовское разграничение между тем, что понимают, и
тем, что не понимают, необходима страсть; и уж естественно, еще больше
страсти нужно, чтобы осуществить собственно сократическое движение -
движение неведения. Но то, чего не хватает нашему времени, - это не
рефлексия, но страсть. Потому наше время в некотором смысле чересчур живуче,
чтобы умереть, ибо умирание - это один из самых удивительных прыжков, и
небольшое стихотворение одного поэта всегда очень нравилось мне, поскольку
автор, пожелав себе в пяти или шести предшествующих строчках всякие
прекрасные и простые вещи в этой жизни, заканчивает затем следующими
словами: "Ein seliger Sprung in die Ewigkeit".[50]
Рыцарь осуществляет движение, но какое? Забывает ли он о целом? Ведь в
этом также есть некий род сосредоточения, О, нет! Ибо рыцарь не противоречит
себе самому, а тут определенно есть противоречие: забывать о содержании всей
своей жизни и все же оставаться тем же самым. Он не ощущает никакого
стремления стать кем-то другим, он не усматривает в этом никакого величия.
Одни лишь низшие натуры забывают о самих себе и становятся чем-то новым.
Так, бабочка совершенно забывает о том, что была гусеницей; возможно, она
способна настолько полно забыть о том, что была бабочкой, что благодаря