"Серен Кьеркегор. Страх и трепет" - читать интересную книгу автора

этот будет надет на меня, - все равно, даже в этом случае, я могу спасти
свою душу, если для меня важнее, чем мое земное счастье, будет сознание, что
любовь моя к Богу побеждает во мне. Человек способен даже в это последнее
мгновение сосредоточить всю свою душу в одном-единственном взгляде,
обращенном к небесам, откуда приходит к нам всякое благо, и взгляд этот
будет понятен и ему самому, и тому, кого он ищет там; из него будет ясно,
что он остался верен своей любви. А тогда он может спокойно напяливать на
себя шутовской колпак. Тот, чья душа не обладает этой романтикой, на деле
уже продал эту душу, независимо от того, получил он за нее царство или всего
лишь пару жалких сребреников. Однако через собственную силу я не могу
получить ни малейшей доли из того, что принадлежит конечному; ибо я
постоянно нуждаюсь в этой моей силе, чтобы от всего отречься. Через
собственную свою силу я могу отказаться от принцессы, и я не стану
жаловаться, но найду мир и покой в моей боли, однако я не могу вновь обрести
ее через свою собственную силу, ибо я как раз нуждаюсь в этой силе, чтобы
отречься от нее. Однако через веру, говорит этот удивительный рыцарь, через
веру ты снова получишь ее силой абсурда.[56]
Но глядите, вот это движение я как раз и не могу осуществить. Как
только я собираюсь начать его, все обращается вспять, и я опять соскальзываю
обратно к боли самоотречения. Я способен плыть по жизни, но для такого
мистического парения я слишком тяжел. Существовать таким образом, чтобы
противоположность существованию выражалась для меня в каждое мгновение как
прекраснейшая и самая надежная гармония, - на это я не способен. И все же
это, должно быть, великолепно - получить принцессу - так повторяю я себе
самому каждое мгновение, а рыцарь самоотречения, который не говорит этого,
должно быть, обманщик, у него не было этого одного-единственного желания, и
он в болезненной тоске не сохранял свое желание юным. Возможно, он был одним
из тех, кому очень удобно, чтобы желания их более не оставались живы, чтобы
острие боли притупилось; однако такой человек - уже вовсе не рыцарь.
Свободно рожденная душа, которая поймала себя на таком отношении, испытает
презрение к себе самой и начнет все сначала; и прежде всего такой человек не
позволит себе самому обманываться в своей душе. И однако же, это, должно
быть, великолепно - получить принцессу, и однако же, лишь рыцарь веры -
единственно счастливый из всех, законный наследник конечного, тогда как
рыцарь самоотречения - чужак и пришелец. Получить принцессу таким образом,
жить с ней многие дни напролет весело и счастливо (а ведь вполне можно
допустить, что рыцарь самоотречения также способен обрести принцессу, однако
душа его заранее осознала невозможность их будущего счастья), жить, таким
образом, радостно и счастливо в каждое мгновение силой абсурда, каждое
мгновение видеть, как над головой возлюбленной покачивается меч, и все же
находить не покой в болезненной тоске самоотречения, но радость силой
абсурда, - это и будет чудесным. Тот, кто осуществляет это, поистине велик,
он остается единственно великим из всех; мысль об этом трогает мою душу,
которая никогда не скупится на восхищение величием.
В самом деле, если действительно каждый в моем поколении, кто не
захотел остановиться на вере, является человеком, постигшим ужас жизни,
понявшим, что подразумевал Дауб,[57] когда говорил, что солдату, ночью, в
непогоду, стоящему на карауле у склада с порохом с заряженным ружьем в руке,
могут приходить в голову странные мысли; если и в самом деле каждый, кто не
захотел остановиться на вере, является человеком, имеющим достаточно