"Имре Кертес. Кадиш по нерожденному ребенку" - читать интересную книгу автора

смириться с мыслью, что власть над миром принадлежит обыкновенным злодеям,
да, трудно, даже если вообще-то вы называете и считаете их обыкновенными
злодеями, - тем не менее, если какой-нибудь преступник и безумец кончает не
в сумасшедшем доме и не в тюрьме, а в канцлерском кресле или на каком-либо
другом верховном посту, вы тут же принимаетесь искать в нем нечто
интересное, оригинальное, исключительное, даже (не смея сказать этого вслух,
но втайне, про себя, думая именно так) великое - ради того, чтобы вам не
пришлось видеть в себе карликов и ничтожеств, а в вашей мировой истории -
абсурд и бессмыслицу, сказал, должно быть, я, да, чтобы и дальше разумно
смотреть на мир, а мир чтобы и дальше разумно смотрел на вас. И это
совершенно понятно, более того, совершенно достойно уважения, даже если
подход ваш и не "научный", не "объективный", как вам хотелось бы думать,
нет, где там, это - чистая лирика и морализаторство, поскольку этот ваш
подход стремится восстановить рациональное, то есть удобное для жизни
мироустройство, после чего даже изгои воспользуются этими воротами и
воротцами, чтобы потихоньку вернуться обратно в мир, то есть хотя бы те из
них, у кого найдется к этому охота и кто верит, что мир отныне станет
местом, пригодным для человека, ну да это уже другой вопрос, сказал, должно
быть, я; беда лишь в том, что так вот рождаются легенды, из таких вот
"объективных" лирических шедевров, из таких вот научных романов-страшилок мы
и узнаем, что великий человек, оказывается, обладал, например, великолепным
тактическим чутьем, будто любой параноик и маньяк не с помощью такого вот
великолепного тактического чутья водит за нос и ввергает в отчаяние свое
окружение и врачей; ну и потом мы узнаем, что общественная ситуация была
такой-то и такой-то, а международное положение и вовсе таким-то и таким-то;
ну и еще мы узнаем, что это философия, музыка и прочие выкрутасы, которые
называются искусством, извратили человеческое мышление; а главное, мы
узнаем, что великий человек, в конце концов, как ни крути, был-таки великим
человеком, было в нем что-то такое, что увлекало, что-то такое, что
завораживало, одним словом, что-то демоническое, да, да, именно какая-то
демоническая черта, перед которой просто-напросто невозможно устоять,
особенно если мы и не хотим устоять, потому что мы как раз размышляли, а не
поискать ли нам тут в окрестностях чего-нибудь демонического: ведь для наших
гнусных делишек, для наших гнусных страстишек нам давным-давно требовался
какой-нибудь демон, такой демон, конечно, которому можно внушить, что он -
тот демон, который взвалит на свои плечи все, что в нас есть демонического,
как Антихрист - железный крест, и который не выскользнет коварно из наших
лап, не повесится раньше времени, как Ставрогин. Да, да, пускай вы видите в
нем обыкновенного уголовника и безумца - тем не менее с того самого момента,
как ему удалось заграбастать себе скипетр и державу, вы принимаетесь его
обожествлять, обожествлять, даже кляня и хуля, вы находите кучу объективных
обстоятельств, вы объясняете, в чем он объективно был прав и в чем не прав
субъектино, что в его действиях объективно можно понять, а что субъективно
нельзя, и что за темные интриги плелись за кулисами, и что за интересы тут
были замешаны, вы объясняете и объясняете без устали и не можете
остановиться, потому что вам надо облегчить свою душу и спасти, что вообще
еще можно спасти, чтобы заурядный грабеж, убийство, душевную мелочность и
корысть, к которым мы так или иначе, косвенно или не очень косвенно,
причастны или были причастны, представить, в ярком оперном освещении, как
часть мировой истории, говорил, должно быть, я, и что все мы, все вы,