"Имре Кертес. Кадиш по нерожденному ребенку" - читать интересную книгу автора

теперь, когда я рассказываю все это, я примерно понимаю и осознаю то, что
мне следует понять и осознать. А Насчет того, отличался ли этот момент от
других, похожих или ни капли не похожих на этот, моментов, когда у меня
завязывались другие романы, другие любови, я должен ответить: да, он
отличался от них в корне. Подобно тому, как и сам я - по крайней мере, в
определенном смысле - в корне отличался от самого себя. Дело в том, что если
подытожить тогдашнюю мою квартирантскую жизнь, тогдашние мои мысли,
склонности, побуждения, весь мой квартирантский душевный настрой, в основе
которого лежала психология выживания, то нельзя не сделать вывод: по многим
признакам, во мне все тогда созрело для того, чтобы изменить свой статус.
Наверняка я не ошибаюсь, думая, что именно тогда начал думать, что ошибочно,
то есть несостоятельно и нетерпимо, думаю о своей жизни. И что именно тогда
начал думать о том, что пора перестать видеть свою жизнь лишь как серию
произвольных случайностей, последовавших за произвольной случайностью моего
рождения, ибо это не только недостойное, ошибочное, а значит,
несостоятельное, более того, нетерпимое, но и, прежде всего ни на что не
пригодное, для меня, по крайней мере, нетерпимо и унизительно бесполезное
восприятие жизни, от которого я с радостью отказался бы, гораздо с большей
охотой соглашаясь - и стараясь - видеть жизнь как череду догадок и
прозрений, ибо такое видение жизни удовлетворяло бы мою гордость, по крайней
мере - гордость. Следовательно, и тот момент, когда решилось, что скоро мне
предстоит лечь в постель с женщиной, то есть с ней, с той, которая потом
стала моей женой, потом перестала ею быть, - этот момент тоже не мог быть
случайным моментом. Ибо ведь совершенно ясно, что все, что я тут написал,
все, что, как я сказал выше, свидетельствовало о том, что я созрел для
изменения своего статуса, - в тот момент как бы сгустилось, сложилось в
итог, пускай сам я, в соответствии с порядком вещей, тогда еще не мог этого
сознавать, да, и пускай в памяти моей не осталось от этого момента ничего,
кроме ее лица, поднятого ко мне в пролетающих огнях ночи, лица, которое
мягко и вместе с тем стеклянисто туманилось и мерцало, словно первый план в
фильмах тридцатых годов. Кто мог предположить, куда и к чему увлечет меня
это многообещающе брезжущее лицо. А если добавить, что, как это позже
выяснилось, в ней, будущей (или бывшей) моей жене, тоже все было готово, что
она тоже созрела для изменения статуса, то я смело могу утверждать, что
встреча наша не просто не была случайностью: это была прямо-таки
судьбоносная встреча. Да, прошло совсем немного времени, а мы с ней уже
говорили о нашей совместной жизни; на самом деле, однако, оба мы хотели -
судьбу, оба хотели собственную судьбу, которая всегда единственна, не похожа
ни на чью другую и которая не может быть общей ни с чьей другой. Так что о
чем бы мы с ней ни говорили, все это был разговор вокруг да около, разговор
не по существу, разговор, уводящий от главного, пускай ненамеренно уводящий
от главного, пускай без умысла не по существу: то есть это не было ложью.
Ведь откуда мне было тогда знать то, что сейчас ясно как дважды два: все,
что я делаю, все, что со мной происходит, все мои статусы и происходящая
время от времени смена статуса, вообще вся моя жизнь - Господи Боже! - для
меня лишь способ обретать новые догадки или прозрения в цепи догадок или
прозрений; мой брак, например, есть лишь способ осознать, что я не создан
для брака. В той же мере, в какой эта догадка была решающей в цепи моих
догадок или прозрений, в такой же мере, конечно, она была роковой для моего
брака; хотя, с другой стороны, если смотреть на вопрос отвлеченно, то, не