"Имре Кертес. Кадиш по нерожденному ребенку" - читать интересную книгу автора

заметки о своем браке. В эти годы вновь объявилась моя жена. Однажды, когда
я, в надежде на новые рецепты, ждал ее в обычном нашем кафе, она появилась,
держа за руку двоих детей. Темноволосую девочку с бледными пятнышками
веснушек вокруг носика и упрямого мальчишку с глазами, веселыми и жесткими,
как голубовато-серая галька. "Поздоровайтесь с дядей", - сказала она им. Это
полностью, раз и навсегда отрезвило меня. Иногда, словно облезлый хорек,
уцелевший после большой травли, я еще позволяю себе прошмыгнуть по городу.
Услышав какой-нибудь звук, увидев какой-нибудь знакомый образ, я
замираю, насторожив уши, словно слабый запах почти стершихся воспоминаний
штурмует из потустороннего мира мои заскорузлые, ленивые органы чувств.
Возле какого-нибудь дома, на каком-нибудь углу я в панике застываю, раздувая
ноздри, водя по сторонам встревоженным взглядом; я хочу спасаться бегством,
но что-то удерживает меня. Под ногами шумит канализационная труба, словно
мутный поток памяти норовит вырваться из упрятанного под землю русла и
захлестнуть, унести меня с собой. Пускай же будет, я приготовился. В
последний раз собрав все силы, я еще воздел к небесам бренную свою, упрямую
жизнь - воздел, чтобы затем, с узлом этой жизни в поднятых вверх руках,
двинуться в путь и, будто в стремительный черный поток черной реки,
погрузиться и утонуть,
Господи Боже!
дай мне погрузиться и утонуть во веки веков,
Аминь.


Ю. Гусев. Под знаком Освенцима

XX век едва начался, когда Владимир Маяковский (наверное, гениальность
поэта не только в том, чтобы слагать стихи, но и в способности чувствовать
время и выражать его суть) написал поэму "Облако в штанах", которую сам
охарактеризовал как "четыре крика четырех частей": "долой вашу любовь",
"долой ваше искусство", "долой ваш строй", "долой вашу религию".
Конечно, во всех этих "криках" немало юношеской, даже мальчишеской
бравады, того эпатажа, подчас самоцельного, без которого первая волна
европейского авангарда просто немыслима.
И конечно, Маяковский честно пытался в смене политического строя,
происшедшей в октябре 1917 года, увидеть коренной поворот, который
преобразит все сферы человеческого бытия, наполнив его гармонией и смыслом.
Маяковский честно пытался уверить себя и читателей, что уж теперь-то, после
революции, и жизнь будет хороша, и жить будет хорошо. Однако "точка пули",
которую он поставил-таки в конце, показывает, что бравада была не совсем
бравадой, что действительность так и не предложила серьезной альтернативы
его четырем "крикам".
В конце XX века венгерский писатель Имре Кертес, опираясь вовсе не на
художественную интуицию, а на собственный жизненный опыт, на реалии
столетия, с которыми ему пришлось столкнуться лицом к лицу, лишь чудом
уцелев в этом столкновении, выкрикивает "Нет!", когда жена говорит ему, что
мечтает о ребенке. Это короткое "Нет!" - куда больнее, куда мрачнее, куда
страшнее, чем все "долой" классического авангарда. Ибо если человек
поступает вопреки своему инстинкту - инстинкту действительно самому что ни
на есть основному, инстинкту, который лежит в основе не только человеческой