"Имре Кертес. Кадиш по нерожденному ребенку" - читать интересную книгу авторажизни, но и жизни вообще, жизни в космическом понимании, инстинкту
продолжения рода, то есть продолжения самого себя, - стало быть, дела человечества действительно плохи. Стало быть, впереди у человечества - только апокалипсис. И не как метафора, а как конкретная перспектива. Вернее, как отсутствие перспективы, обрыв, черная тьма. В подобном видении жизни, современной истории Кертес не одинок. Масштабы, которых достигло в XX веке истребление различными группами людей друг друга и самих себя, подтолкнули многих мыслящих людей к горьким, пессимистическим выводам. Особенно важную, если не ключевую роль в этом плане сыграло такое явление, как лагеря смерти. Недаром в умах человечества (опять же повторю: мыслящей части человечества) все более распространяется убеждение: после Освенцима (а понятие "Освенцим" включает в себя уже не только гитлеровские лагеря смерти, но и сталинский ГУЛАГ, и практику геноцида, и истребительные войны, и диктаторские режимы вроде полпотовского), - после Освенцима не может быть искусства, не может быть прогресса, не может быть самой истории. Остаются только политика да различные идеологии - как формы организованного самоубийства человечества. После Освенцима не может быть и религии; Кертес в "Кадише..." пишет о том, что если Бог и есть, если он не умер, как утверждал еще Ницше, то он наверняка прячется где-то, ибо ему не может не быть стыдно за все то, что он сотворил за те злополучные шесть дней. Имре Кертес подростком попал в концлагерь вместе с десятками тысяч, миллионами других евреев, ставших жертвами Холокоста (об этом он рассказывает в своем романе "Без судьбы", который наш читатель, возможно, еще увидит в русском переводе). Однако его отношение к миру, его взгляд на всегда подчеркивал и подчеркивает, что чувствует себя как личность шире, универсальнее того, что можно вместить в ячейку еврейства, и протестует против любых попыток (а таких попыток было немало и в "социалистической" Венгрии, и позже) втиснуть его в прокрустово ложе одной какой-либо - в данном случае еврейской - ментальности. Ведь и отчаянное "Нет!", которое вырывается у него в ответ на одну лишь мысль о том, что он может стать отцом другого человека, связано не только с тем, что он решительно не хочет обрекать своего ребенка на унизительный удел - быть человеком низшей касты, с пожизненным клеймом (если воспользоваться нашим милым советским эвфемизмом) "пятого пункта". Кертес не в силах забыть о том, что вся жизнь в современном обществе (даже после краха социализма, как Кертес показывает, например, в своей повести "Протокол") организована по тоталитарным законам, этими же законами пронизана и система воспитания, эти законы держат человека в подчинении везде и всегда, даже если он привык их не замечать, приспособился к ним. В том, как Имре Кертес относится к современному миру, с ним солидарны писатели, служители культуры самых разных стран и национальностей. Недаром и на Нобелевскую премию его выдвинули не на родине, в Венгрии, а в Германии, где люди особенно близко познакомились со всеми теми идеями, которые породили фашизм, а с ним и Освенцим, и, наверное, лучше многих других осознают близость всеобщей катастрофы. Имре Кертес - прозаик; однако для своей страстной повести-исповеди "Кадиш..." он выбрал форму, в которой много общего с поэзией. Или - с музыкальным произведением. Недаром для своей повести он берет эпиграф из |
|
|