"Артур Кестлер. Слепящая тьма (Политический роман)" - читать интересную книгу автора

довольно быстро, а потом начинаешь даже угадывать, какую сейчас применяют
пытку, - по тону, громкости и периодичности воплей. К концу пытки почти все
люди, как бы они ни отличались друг от друга, ведут себя примерно одинаково:
вопли становятся тише, слабее и постепенно превращаются в хриплые стоны.
Вскоре после этого лязгает дверь, снова раздается звон ключей, и очередная
жертва заходится в крике еще до того, как начинается истязание, - просто при
появлении истязателей в дверях.
Рубашов стоял посредине камеры и напряженно ждал первого вопля. Он
медленно потер пенсне о рукав и дал себе слово, что и на этот раз скажет
лишь то, что найдет нужным. Он ждал, но тишину ничто не нарушало. Потом
послышался перезвон ключей, какие-то слова и стук дверей. Шаги приблизились,
стали громче.
Он пригнулся и глянул в очко. Напротив, у четыреста седьмой камеры,
стояли два вооруженных охранника, один из которых был очень высоким, три
баландера, явно из заключенных - двое держали бачок с чаем, третий нес
хлебную корзину, - и старик-надзиратель в стоптанных валенках. Пыток не
намечалось: разносили завтрак.
Четыреста седьмой получал хлеб. Его самого Рубашов не видел. Наверное,
он, как предписывала инструкция, стоял, отступив на шаг от двери, и молча
протягивал вперед руки - они, словно две иссохшие щепки, торчали над порогом
затемненной камеры. Ладони были сложены горстью. Получив пайку, арестант
схватил ее, и руки исчезли. Дверь захлопнулась.
Рубашов оторвал взгляд от глазка. Машинально потев пенсне о рукав, он
надел его, облегченно вздохнул и потом, в ожидании первого завтрака, снова
принялся шагать по камере, негромко насвистывая какую-то мелодию. Бледные
ладони Четыреста седьмого вызвали у Рубашова смутное беспокойство. Очертания
этих протянутых рук и даже синеватые тени на них были ему вроде бы знакомы -
знакомы, словно полузабытый мотив или запах узенькой улочки, наполненной
гулом близкого порта.

7

Двери камер открывались и закрывались, но к нему пока что никто не
входил. Он нагнулся и заглянул в очко, с нетерпением думая о горячем чае.
Когда кормили Четыреста седьмого, Рубашов видел белесый пар, подымавшийся
вверх над бачком без крышки, и полупрозрачные ломтики лимона. Он снял пенсне
и приник к глазку. Ему было видно четыре камеры - от Четыреста первой до
Четыреста седьмой. Над дверьми тянулись металлические перила и за ними -
камеры второго яруса. Справа опять появились баландеры - оказывается, они
раздавали завтрак сначала заключенным нечетных камер, а теперь шли по его
стороне. Настала очередь Четыреста восьмого, но Рубашов видел только спины
охранников с пистолетными кобурами на поясных ремнях: баландеры и
надзиратели стояли чуть дальше. Лязгнула дверь, теперь процессия
приближалась к Четыреста шестой камере. Рубашов опять увидел баландеров, пар
над чаем и корзину с хлебом. Они миновали Четыреста шестую - значит, камера
была пустой; прошли, не останавливаясь, мимо Рубашова и двинулись дальше, к
Четыреста второй.
Рубашов забарабанил в дверь кулаками. Баландеры, несущие чай,
обернулись и нерешительно глянули друг на друга. Надзиратель сосредоточенно
возился с замком, делая вид, что ничего не слышит. Охранники стояли к