"Артур Кестлер. Слепящая тьма (Политический роман)" - читать интересную книгу автора

Рубашову спиной. Четыреста второй получил хлеб, и все шестеро явно собрались
уходить. Рубашов застучал что было сил, потом сорвал с ноги ботинок и начал
барабанить в дверь каблуком.
Высокий охранник не спеша оглянулся и безо всякого выражения посмотрел
назад. Надзиратель захлопнул дверь камеры. Баландеры с чаем на секунду
замешкались. Охранник дал приказание надзирателю, тот безразлично пожал
плечами и медленно двинулся к рубашовской камере. Баландеры с чаем пошли за
ним, третий баландер пригнулся к очку и что-то сказал Четыреста второму.
Рубашов отступил на шаг от двери, но ему внезапно расхотелось
завтракать. Бачок с чаем уже не парил, а лимонные дольки в бледно-желтой
жиже казались вконец раскисшими и осклизлыми.
В замочной скважине заскрежетал ключ, к очку приник человеческий глаз и
сразу же исчез. Дверь открылась. Рубашов тем временем сел на койку и сейчас
надевал снятый башмак. Надзиратель широко распахнул дверь, и высокий
охранник шагнул в камеру. У него был круглый выбритый череп и пустой, ничего
не выражающий взгляд. Сапоги и форменные ремни скрипели; Рубашову
показалось, что он ощутил удушливый запах свежей кожи. Охранник остановился
возле параши и не торопясь оглядел камеру, которая сразу сделалась меньше -
просто от присутствия этого человека.
- Камера не убрана, - сказал охранник, - а вам наверняка известны
инструкции.
- На каком основании я лишен завтрака? - Рубашов сквозь пенсне
посмотрел на охранника и увидел по петлицам, что это следователь.
- Если вы хотите обратиться с просьбой, встаньте, - негромко проговорил
следователь.
- У меня нет ни малейшего желания ни разговаривать с вами, ни
обращаться к вам с просьбой, - ответил Рубашов, зашнуровывая ботинок.
- Тогда больше не стучите в дверь, иначе к вам будут применены обычные
в таких случаях дисциплинарные меры. - Следователь снова оглядел камеру. - У
заключенного нет тряпки для уборки, - проговорил он, обращаясь к
надзирателю.
Надзиратель подозвал баландера с корзиной, что-то негромко ему
приказал, и тот рысцой побежал по коридору. Подошли баландеры, разносившие
чай, и, не скрывая любопытства, уставились на Рубашова. Второй охранник,
тоже, видимо, следователь, так и не повернулся к рубашовской камере.
- У заключенного нет, между прочим, и завтрака, - сказал Рубашов,
завязывая шнурок. - Ему не понадобится объявлять голодовку. Что ж, у вас
гуманнейшие методы.
- Вы ошибаетесь, - проговорил следователь ровным, ничего не выражающим
голосом. На его круглом выбритом черепе Рубашов увидел широкий шрам, а на
груди - ленточку Ордена Революции. "Выходит, и ты участвовал в Гражданской
войне", - с невольным уважением подумал Рубашов. А впрочем, все это было
давно и не имеет теперь никакого значения.
- Вы ошибаетесь. Больным заключенным питание назначается после осмотра
врача.
- У него зуб, - уточнил надзиратель. Он стоял, прислонившись к двери, в
своих стоптанных набок валенках и заляпанной жирными пятнами форме.
- Понятно, - сказал Рубашов, сдерживаясь. У него вертелся на языке
вопрос, давно ли передовая революционная медицина изобрела способ лечить
больных принудительным голодом, но он промолчал. Ему было тошно от этого