"Вера Кетлинская. Мужество " - читать интересную книгу автора

- А новые где? Ты не финти, ты новые давай.
- Новые еще не купили, - нагло сказал Николка. - А не веришь -
обыскивай.
- Вы что же это, ребята, - мягко упрекнул Круглов, - разложение
разводите?
Игроки озлобленно косились на Круглова и молчали. Из темного угла
раздался обиженный простуженный голос:
- А что делать-то? Хоть бы мандолина была... Тощища!
В шалаше Исаковых горела коптилка.
Соня с карандашом в руке сидела у стола.
Слепой Гриша ходил по шалашу - два шага вперед, два шага назад - и
диктовал, размахивая рукой в такт словам:

Дезертиры, стойте! Я болен и слеп.
Мои глаза пеленою застланы...

Соня записывала. Одинокая слеза задержалась на ее щеке.
- Зачеркни, - бросил Гриша и продолжал диктовать:

Дезертиры, стойте! Глаза мои слепы,
Но правду я вижу острее зрячего.

- Теперь пропусти. Ты как записала? Сбоку где-нибудь заготовка: "Лучше
слепым вечерами горбиться, чем зрячим мерзавцем..." В стороне записала? "Но
правду я вижу острее зрячего..." Это кто? - быстро поворачиваясь к двери,
спросил он.
- Это Андрюша, - сказала Соня и виновато смахнула слезу.
- А, Круглов! - обрадовался Гриша. - Вот это хорошо. А я стихи пишу. Ты
понимаешь, Андрей! Я думаю - если я не могу написать такие стихи, чтобы
каждый дезертир устыдился, вернулся, - какой я к черту поэт? Были же стихи,
которые вели в бой! Это проверка: или я поверну их назад, с берега, со
сходен, с палубы... Да, да, я взлезу на сходни, на бочку, на что угодно и
буду кричать свои стихи.
Соня умоляюще смотрела на Круглова. Новая слезинка выскользнула на ее
щеку.
- Ты в стенгазету дай, - посоветовал Андрей.
- Нет! - громовым голосом крикнул Гриша. - К черту стенгазету! Я пойду
сам и поверну их всех, или я не поэт, или я брошу раз навсегда бесполезное
рифмоплетство. С бочки, с трапа, с груды ящиков... Так учил Маяковский! Он
бы не постеснялся полезть хоть на мачту!
На самом краю "Шалашстроя", на длинном бревне сидели десять парней -
бригада лесогонов в полном составе. Это были дюжие, рослые парни: на стройке
они творили чудеса. Сейчас они сидели все в ряд, сложив на коленях
натруженные руки, опустив широкие могучие плечи, и дружно пели густыми,
басистыми, хорошо спевшимися голосами:

Ведь все равно наша жизнь давно пропащая,
И тело женское проклято судьбой.

Они были неподвижны; только крайний в ряду толстый парень, уставясь