"Вера Кетлинская. Мужество " - читать интересную книгу автора

глазами в землю, механически покачивался и по-цыгански потряхивал плечами.
Андрей остановился и хотел заговорить с ними, но спазмы сдавили горло,
и стало щекотно глазам от набежавших слез.
В сарае Пака было людно и накурено. В открытую дверь валил клубами
табачный дым. У входа торчал парнишка. Он что-то крикнул в дверь, и когда
Андрей вошел, люди сидели, разговаривая, зевая, читая газеты. Сам Пак,
угодливо улыбаясь, подошел к Круглову.
- Старика навестить пришел, сынок?
- Я вам не сынок, - сухо сказал Андрей и оглядел собравшихся. - Что вы
тут делаете, ребята?
- Разговариваем, - отвечали деланно-беззаботные голоса. - Так, зашли
поболтать... Время коротаем...
Уходя, Андрей оглянулся. Парнишка снова караулил у дверей. Из сарая
доносился сдержанный смех.
В девичьих шалашах было пусто. Гуляют девчата? Андрей с горечью подумал
о том, что только несколько счастливцев могут погулять с девушками. Он
догадывался: с Катей - Валька Бессонов или, может быть, Костя Перепечко; с
Тоней - Голицын. А с кем Клава? Его тягостно задела мысль, что Клава может
уступить настойчивости кого-либо из парней. Он вспомнил ее глаза, полные
затаенной грусти. Он не был виноват перед нею, но чувствовал себя виноватым.
Задумавшись, он почти наткнулся на Лильку и парня, которого не
разглядел в темноте, - они стояли на тропинке и целовались.
- Лучше на глазах, чем за углом, - вежливо одобрил Андрей.
Перед ним возникла Дина, ее рыжеватые искристые волосы, ее удлиненные
блестящие ногти, аромат ее пряных духов. Дина писала:
"Я не успею приехать до ледостава, никак не выходит - масса дел, ты сам
пишешь, чтобы я взяла побольше теплых вещей, а у меня ничего нет. Мне
интересно, как это ехать по льду на автомобиле, - должно быть, очень
холодно. Выеду в начале декабря; у меня будет попутчик, инженер Костько; он
какой-то судостроительный специалист и едет к вам в годовую командировку.
Мой любимый, черноглазый, о вашем новом городе была небольшая статья, ужасно
все романтично. Я стосковалась по тебе безумно, и я мечтаю о твоем шалаше.
Хорошо бы украсить его медвежьими и волчьими шкурами, у вас в тайге ведь
много медведей и волков... А лошади у вас есть? Коньки я купила тебе и себе.
В энциклопедии я читала статью о Дальнем Востоке, что у вас много соболя и
песцов. Вот бы достать голубого песца - мне будет страшно к лицу с черным
шелковым платьем, ты себе представляешь?"
Он себе представлял: стройная, тонкая, в черном шелку с
воздушно-голубым мехом... У него кружилась голова. Но он почти желал, чтобы
Дина не приехала. Как совместить этот изящный и легкомысленный образ с
буднями стройки? Он краснел, представляя себе, как пойдет она по этой вот
тропинке среди шалашей своей легкой походкой на зыбких каблучках, как станет
она рядом с Епифановым, с Валькой Бессоновым, с лесогонами, как будет она
говорить с Катей Ставровой, с Лилькой, с Тоней... с Клавой!..
Он ясно вообразил встречу Дины с Клавой. Дина - в шелку, в кокетливой
шапочке, в облегающих руку перчатках, которые он готов был целовать... И
рядом Клава в потрепанном халате или в своем простеньком голубом платье,
которое кажется здесь почти роскошным...
Он чувствовал, что страдает за Клаву...
И вдруг она выросла перед ним, в бушлате Епифанова, с растрепавшимися