"Вера Кетлинская. Мужество " - читать интересную книгу автора

могучих хребтах волн.
И еще другое море вспомнилось ему: бледно-розовое при закате, когда
горячие краски охватывают полнеба и красные облачка оседают на водном
горизонте, как сказочные острова, и море светится вокруг них, спокойное и
нежное, подернутое красным глянцем.
Он открыл глаза. Вот оно - море... Сегодняшнее, теплое, в чистой
синеве. Теперь он не охватывал его всего, как картину, а видел его детали,
по-новому свежие, как бы впервые увиденные: случайный завиток волны,
сине-зеленые тени облаков, бегущие тут и там по мерцающей поверхности,
прозрачную желтую глубину внизу у борта и крохотные волны, монотонно
набегающие на береговой гравий; эти крохотные волны, если отвлечься от
целого, напоминали настоящий прибой, только уменьшенный во много раз, как на
фотографии.
- Мечты, мечты!.. - пропел за его спиной старшина Жариков.
Епифанов быстро повернулся.
- Жариков, - сказал он размягченным голосом, - я схожу под воду... в
последний раз.
Он выглядел на боте экскурсантом. И когда стал в каюте раздеваться,
неловко путался в неизученных застежках, мучился с запонками, бестолково
дергал галстук, и сам себе казался новичком и не обижался шуткам товарищей.
Но когда он залез в брезентовую рубаху и приятели привычно - раз-два! -
растянули резиновый ворот и двумя рывками подняли к шее, водолазное чувство
вернулось к нему, и он скупыми и ловкими движениями приготовился к спуску.
И вот он на трапе в последний раз. Товарищи надевают на него шлем,
прочно завинчивают гайку за гайкой, и глухо, уже сквозь стекло, раздается
голос Жарикова:
- Погуляй, браток, напоследок!
И гулко отдается последний щелчок по шлему - пошел!
Тренированное тело делает привычный прыжок, голова сама нажимает
золотник и механически регулирует воздух.
И вот уже ни бота, ни неба, ни солнца. Голые кисти рук чувствуют мягкую
свежесть воды. За стеклом струится вверх зеленовато-желтая вода, пронизанная
рассеянным светом, а внизу качается многоцветный, насыщенный жизнью сумрак.
Так вот ты какое, море!
Епифанов идет вниз, в сумрак. Затылком регулирует воздух, - это
движение стало инстинктивным, оно не занимает мыслей - он опытный водолаз. А
глаза воспринимают море как впервые, только гораздо острее, глубже,
проникновеннее, потому что нет страха, нет озабоченности - не забыть бы
чего, не ошибиться бы, - нет затаенной взволнованности новичка.
Тело стало легким, невесомым. Костюм держит в воде, как парашют в
воздухе - ласково и спокойно. Сапог ощущает почву. Глаза ищут дно в сумраке
глубины - вот оно, серенькое, колеблющееся, с причудливыми лапами изогнутых
растений.
Он срывает скользкое растение с пузырчатыми листьями. Пальцы ощупывают
податливое тело стебля.
Стрелкой несется остренькая верткая рыбешка, за нею - вторая. Они
воспринимают Епифанова как друга, а может быть, как скалу. Но он поднимает
руку, и от его голой поблескивающей руки они бросаются прочь, как от
неведомой опасности.
Взволнованный прогулкой, Епифанов раздвигает водоросли, поднимает два