"Франциско де Кеведо. История жизни пройдохи по имени Дон Паблос, пример бродяг и зерцало мошенников" - читать интересную книгу автора

пообещал выгнать из своего дома, ибо убедился, что все это были только
плутни. Я молил бога, чтобы он в гневе своем дошел до этого, но судьба моя
сего не захотела.
Мы пожаловались дону Алонсо, но Кабра сумел его уверить, что мы говорим
все это, только чтобы не учиться в пансионе. Поэтому мольбы ваши остались
тщетными. Старуху Кабра взял к себе в дом готовить еду и прислуживать
воспитанникам, а слугу рассчитал, потому что утром в одну из пятниц
обнаружил у него на камзоле хлебные крошки. Один господь ведает, чего мы
натерпелись с этой старухой. Была она так глуха, что можно было охрипнуть,
втолковывая ей что-либо, и к тому же почти совершенно слепа. Молилась ока не
переставая, и в один прекрасный день четки ее порвались над обеденным
котлом. Таким образом, нам был подан самый благочестивый суп, какой только
приходилось вкушать мне в жизни. Одни недоумевали:
- Что это? Никак черный горох? Видно; его привезли из Эфиопии. Другие
потешались:
- Горох в трауре? Кто же это у них помер.
Хозяину моему одно из этих зернышек попало в рот, и, пробуя его
раскусить, он сломал себе зуб. По пятницам старуха угощала нас яичницами со
своими сединами, так что яичницы эти могли выдавать себя за коррехидоров или
адвокатов. Взять угольную лопатку вместо разливательной ложки и подать на
стол бульон с угольями было для нее самым обычным делом. Тысячи раз находил
я в похлебке каких-то червей, щепки и паклю которую она трепала. Все это шло
в пищу, чтобы потом пробраться в наш желудок и наполнить его.
Муки эти терпели мы до великого поста. Наступил пост, и в самом начале
его захворал один из наших товарищей. Кабра, боясь лишних расходов,
воздерживался звать доктора до тех пор, пока больной, уже ни о чем другом не
думая, стал молить об отпущении грехов. Тогда был призван какой-то лекарь,
который пощупал его пульс и заявил, что голод перехватил у него случай
умертвить этого человека. Больному поднесли причастие, и бедняга, увидав
его, сказал, хотя уже целые сутки как потерял дар слова:
- Господи Иисусе Христе, только теперь, когда я вижу, что ты посетил
сей дом, я начинаю верить, что нахожусь не в аду.
Слова эти запечатлелись в моем сердце. Бедняжка умер, мы его весьма
бедно похоронили, так как был он приезжий, и остались в крайнем угнетении
духа. В городе пошли толки об этом мрачном деле и наконец достигли ушей дона
Алонсо Коронеля, а так как у него был только один сын, то он разуверился в
обманчивых речах Кабры и стал питать больше доверия к доводам двух теней, в
которые мы превратились в нашем бедственном положении. Он явился забрать нас
из пансиона, и когда мы перед ним предстали, то все еще вопрошал, куда же мы
девались. Разглядев нас и не спрашивая больше ни о чем, он последними
словами обругал лисенсиата-постника и велел доставить нас домой в портшезах.
Мы попрощались с товарищами, и те, провожая нас своими взглядами и
помыслами, горевали так, как горюют остающиеся в алжирском плену, видя, как
их покидают выкупленные тринитариями собратья.


Глава IV

О нашем выздоровлении и о том, как мы отправились учиться в
Алькала-де-Энарес