"Франциско де Кеведо. История жизни пройдохи по имени Дон Паблос, пример бродяг и зерцало мошенников" - читать интересную книгу автора

Доставили нас в дом дона Алонсо и с особой осторожностью, дабы не
рассыпались наши кости, изглоданные голодом, уложили в кровати. Были позваны
сыщики, что бы найти на наших лицах глаза, которых у меня - так как
трудиться мне приходилось больше, а голод был совсем невообразимым, ибо я
жил на положении слуги, - долгое время так и не могли обнаружить. Явились
врачи и велели первым долгом лисьими хвостами вычистить пыль, набившуюся нам
в рот, как это делают с алтарными статуями, и в самом деле мы весьма и
весьма смахивали на аллегорическое изображение страдания; затем было
предписано кормить нас всякими вытяжками и мясными соками. Кто может
представить себе, какие плошки зажгли на радостях наши кишки при первом
глотке миндального молока и при первом куске дичи! Все это для них ведь было
новостью. Врачи приказали в течение девяти дней не разговаривать громко в
нашей комнате, так как пустота наших желудков откликалась, как эхо, на
каждое произнесенное слово. Благодаря этим и прочим предосторожностям стали
мы понемногу приходить в себя и обретать дыхание жизни; но челюсти наши от
слабости и долгого бездействия разучились открываться и закрываться, а кожа
на них стала дряблой и покрылась морщинами, и поэтому велено было каждый
день растирать их ручкой пестика от ступки. Через сорок дней начали мы
кое-как шевелить ногами, но все еще больше походили на тени других людей, а
желтизной и худобой своей напоминали святых пустынников. Целые дни мы
посвящали молитве и благодареньям бога за то, что он избавил нас от плена,
моля его не допустить, чтобы еще какой-нибудь христианин попал в зверские
лапы жесточайшего Кабры. Если же за едою иной раз случалось нам вспомнить о
столовании в проклятом пансионе, голод наш столь увеличивался, что это сразу
отражалось на дневных расходах. Часто мы повествовали дону Алонсо, как,
садясь за стол, Кабра распространялся о грехе чревоугодия, не ведая его сам
никогда в своей жизни. Дон Алонсо от души смеялся, когда мы рассказывали,
как тот применял заповедь "не убий" к куропаткам, каплунам и ко всему тому,
чем он не хотел нас кормить, а заодно и к голоду, ибо, судя по тому, как он
преуменьшал и сводил на нет наше питание, он почитал великим грехом не
только заморить его, но и нанести ему какой бы то ни было ущерб.
Так прошло три месяца, и наконец дон Алонсо надумал отправить своего
сына учиться в Алькала всему тому, чего недоставало ему в знании
грамматических наук. Он спросил меня, поеду ли я с ним, я же, мечтая только
о том, чтобы скорее покинуть места, где можно было услыхать имя ненавистного
гонителя наших желудков, обещал служить его сыну так, как он в этом не
замедлит убедиться. Кроме того, к нему был приставлен еще один слуга, вроде
домоправителя, дабы ведать хозяйством и вести счет расходу денег, кои нам
были вручены в форме приказов на имя некоего Хулиана Мерлусы. Наши пожитки
мы погрузили на телегу какого-то Дьего Монхе; пожитки эти состояли из
хозяйского ложа, из двух складных кроватей - моей и второго слуги, которого
звали Томасом Барандой, далее - пяти матрацев и восьми простынь, восьми
подушек, четырех ковров, сундука с бельем и прочего домашнего скарба. Сами
мы разместились в карете и тронулись в путь вечерком, за час до наступления
темноты, а немного за полночь добрались до навеки проклятого постоялого
двора в Виверосе. Хозяин его был мориск и вор. Никогда еще в жизни не
приходилось мне видеть собаки и кошки, живущих в столь полном согласии, как
в эту ночь. Встретил он нас весьма торжественно и вместе с возницами при
нашем багаже, с которыми успел договориться, ибо багаж наш прибыл за полчаса