"Жозе Мария Эса де Кейрош. Преступление падре Амаро " - читать интересную книгу автора

отрицал связь этого своего произведения с "Проступком аббата Муре" Золя, для
любого читателя она очевидна. Как очевидно и то, что в "Кузене Базилио"
(1978) он по-своему и на португальский лад переписывал "Госпожу Бовари"
Флобера, а в романе "Столица", так и оставшемся лежать в ящике его
письменного стола, - "Утраченные иллюзии" Бальзака.
Говоря о литературных источниках "Мандарина", исследователи не могут
пройти мимо другого романа Бальзака - "Отца Горио", в котором Растиньяк,
готовясь к преступлению, вспоминает парадокс о старом мандарине,
сформулированный еще Шатобрианом в "Гении христианства": "Если бы ты мог
одним твоим желанием, не покидая Европы, убить человека, живущего в Китае, и
завладеть его Богатством, да еще был бы уверен в том, что никто об этом
никогда не узнает, уступил бы ты этому желанию?" Но, кроме Бальзака, к
парадоксу Шатобриана обращались многие другие писатели: А. Дюма-отец в
"Графе Монте-Кристо", журналист и театральный критик О. Витю, впервые
развернувший парадокс о мандарине в новеллистический сюжет (новелла Витю
"Мандарин" была опубликована в 1848 г.), драматурги А. Монье и Э. Мартен,
сочинившие одноактный водевиль "А ты убил мандарина?" (1855), Л. Прота,
автор песенки "Убьем мандарина" (во французский язык перешло выражение
"убить мандарина", ставшее идиоматическим), а также другие - в основном
весьма второстепенные - сочинители. Словосочетание "убить мандарина" стало
комментироваться в словарях и энциклопедиях, о его происхождении шли
дискуссии на страницах газет. Разного рода детали свидетельствуют, что
Кейрош отталкивался не столько от Шатобриана или Бальзака, сколько от этих,
в большинстве малопочтенных авторов.
Коллизия романа "Семейство Майа" - роковая любовь, сводящая друг с
другом брата и сестру, не ведающих о своем родстве, заставляет читателя
вспомнить и о повести Шатобриана "Рене", и о поэме Байрона "Манфред". Но
вершиной игры Кейроша с читателем в литературные образы является конечно же
"Переписка Фрадике Мендеса", с ее с ног до головы литературным героем, как
бы образом многих литературных образов сразу.
Тяготение Кейроша к созданию "текстов о текстах" исследователи его
творчества, опираясь на высказывания самого писателя, нередко объясняют его
оторванностью от той среды, которую автор "Преступления падре Амаро" и
"Кузена Базилио" - следуя заповедям натурализма - брался в своих
произведениях отражать: большую часть жизни, с 1872 года и до смерти, Кейрош
прожил за границей, на дипломатической службе: сначала в Гаване, потом в
Ньюкастле и в Бристоле, наконец, уже обзаведясь семьей и домом, в Париже.
Пишут и об отсутствии у Кейроша творческой изобретательности, дара
сочинительства, плетения интриги, который он в молодости тщетно пытался
развить у себя, сочиняя вместе с Р. Ортиганом пародийно-детективный роман
"Тайна Синтрской дороги". Думается, однако, есть у этой особенности
кейрошевской поэтики и более глубинное обоснование. Ведь несмотря на то, что
Кейрошу в молодости случалось - вслед за анархистом Прудоном - призывать к
"революции в искусстве", никакого тотального разрыва с прошлым его
"революционность" не предполагала: тип сочинителя, идущего в своих писаниях
исключительно от жизни, появится в Португалии лишь через тридцать лет после
его смерти. Сам же Кейрош и его единомышленники, принадлежащие к так
называемому "поколению 70-х годов", творили еще в границах той великой
культурной традиции, в которой чужой текст, чужое слово является таким же
материалом творческого пересозидания, как житейский или исторический факт.