"Александр Хургин. Комета Лоренца (сборник)" - читать интересную книгу автора

ее живет, как знает и как может.
Она ждала его на скамейке - там, где бульвар переходит в сквер. И он
подошел к ней и подарил свой цветок. Она взяла цветок и попыталась его
понюхать, но кулек не позволил ей этого сделать. И она рассмеялась. Я как
раз проходил очень близко от них, чтобы пойти своей какой-нибудь дорогой. И
не мог не заметить шрама на ее левой щеке.
Значит, они встречаются с теми, у кого шрам на левой щеке. И я
ошибался, думая, что они должны встретиться с правосторонними.
Конечно, делать далеко идущие выводы, основываясь на одном примере не
следует. Но я почему-то был уверен, в своей правоте. Обычно, когда так
уверен, всегда ошибаешься. Я это знал и все равно был уверен. Только жалел,
что много времени потерял на одного человека и на выяснение его простейших
намерений. Лучше бы я проследил, куда пошли остальные. Правда, одному
сделать это не удалось бы. Но можно было прибегнуть к чьей-либо помощи. По
улицам ходит полным-полно разных прохожих, готовых помочь кому угодно и в
чем угодно совершенно бескорыстно. Так как им нечего делать, и они от этого
скучают и тоскуют. Им все во благо и в развлечение. Лишь бы в драку не
встревать. Потому что, несмотря на скуку ежедневного существования, им все
равно жить хочется. Инстинкт самосохранения - вещь врожденная, от него
просто так не все могут отмахнуться, когда речь не о какой-то абстрактной
комете, а о конкретной опасности. Я, например, если б не он, давно бы разбил
свою голову о стенку. Разбежался - и что есть мочи... Но - не получается. Я
пробовал. Торможение включается само и вовремя, с точностью до секунды.
Поскольку если бы оно не включалось, место мне было бы не на свободе, а в
сумасшедшем доме. На свободе без инстинкта самосохранения долго не живут.
Хотя могу признаться, что для меня сумасшедший дом - это не конкретное
медицинское заведение, скорее, это образ моей жизни. На работе у меня всегда
был настоящий дурдом, дома - то же самое, но в квадрате. По очень простой
причине. Я нес свое настроение с той же работы домой. Человек всегда несет
его домой. Куда же еще. А дома, если комнат много, можно свое настроение
изолировать от окружающих родных и близких или хоть распределить по
одному-двум помещениям с минимальным для всех вредом. Одинокий человек тоже
имеет плюсы, он свое настроение себе же и несет, и никому от этого хуже не
становится. Разве только ему самому. А если как у меня, когда не только я,
но и все остальные члены семьи несли свое настроение в дом - понятно, что
дом превращался в дурдом высшей категории. Да и все, что происходило при мне
в стране и в мире, вполне подпадало под это емкое и всеобъемлющее
определение. Или я воспринимал текущие события именно так, а не иначе. И
меня понять можно. Если, конечно, захотеть. А если не захотеть - вообще
никого понять нельзя.
Итак, на протяжении многих и долгих лет окружающий мир казался мне
сумасшедшим домом. Что, конечно, характеризует меня определенным нелучшим
образом. Но с другой стороны, каждый человек свободен видеть мир так, как он
его видит. Я вижу его так. И не считаю, что у меня испорченное зрение.
Поскольку и что такое настоящий сумасшедший дом, я тоже знаю не понаслышке.
Я там провел несколько лучших лет своей жизни. О чем не жалею. Потому что
чем в армии неизвестно кому и чему служить, лучше было в дурдоме уединиться,
отгородясь от общества его стенами. У нас во дворе многие так делали. И меня
надоумили. Далеко не у всех этот номер проходил. Девяносто девять процентов
желающих клали на обследование и через две недели выкидывали на свободу с