"Александр Хургин. Комета Лоренца (сборник)" - читать интересную книгу автора

Петровича теперь, когда ему предлагали превратиться по собственной воле в
ученика. И может быть, он бы как-нибудь в конце концов и преодолел свое это
состояние чувств, если бы ему как-то пошли навстречу и поговорили с ним, и
объяснили, что ничего страшного в сути этого слова нет. С женщинами же он
иногда преодолевал себя и свое стеснение - когда они шли ему навстречу, беря
инициативу в свои женские руки. Но в отделах кадров везде сидели мужчины
полувоенного вида и поведения и никому идти навстречу им даже и в голову не
приходило. Они все безразлично делали свою работу, хотя, конечно, и
аккуратно ее делали, по всем правилам. Правда, и среди них бывали исключения
из правил. На заводе, который носил трудное имя Карла Либкнехта, кадровик,
выяснив ситуацию и обстоятельства Петровича, сказал, что ему можно
попробовать обратиться в районную санитарную станцию, находящуюся
практически напротив завода в непосредственной близости. И Петрович туда
обратился. Там на него сначала посмотрели с недоумением и неприязнью, а
потом одна худая старуха в нечистом, хотя и белом халате сказала ему
"подожди" и куда-то прямо в его присутствии позвонила. И сказала ему, куда
надо идти. А уже вдогонку спросила: "Ты уколы хоть делать умеешь, деревня?"
"Животным, - сказал Петрович, - умею, а людям не знаю - не пробовал".
Ну в общем, пошел Петрович туда, куда его неопрятная старуха послала, и
проработал там впоследствии всю свою трудовую жизнь до выхода на пенсию по
старости и по закону. Пришел и его сразу взяли без лишней и вообще какой бы
то ни было волокиты на должность. Один только вопрос задали, на который
Петрович уже отвечал положительно - это насчет уколов, в смысле, умеет или
нет. А он сказал "я же ветеринар с образованием, как же я могу не уметь
делать уколов?" И ему сказали "хорошо". И еще одно было здесь хорошо. Так
совпало, что на самой городской окраине располагалось это учреждение, причем
на северо-восточной окраине. И от дома Петрович мог доехать сюда на своем
велосипеде харьковского велозавода, на котором он ездил и в колхоз тоже. А
зимой, если она вдруг выдавалась снежной и проехать на велосипеде по
сугробам не было возможности, Петрович ходил на работу пешком. Час ходу - и
на месте. И значит, ему было не привыкать обходиться в повседневном быту без
помощи общественного или другого автотранспорта. Правда, теперь расстояние,
которое нужно было преодолевать ежедневно, увеличилось. Но ненамного. Может
быть, на километр. Короче говоря, километром больше, километром меньше -
ничего от этого в конечном счете не меняется.
И приступил Петрович к выполнению своих обязанностей не откладывая, а
сразу же - назавтра. Потому что некуда было откладывать и незачем. И вот он
приехал на своем велосипеде к восьми часам утра и явился куда вчера ему было
сказано, а именно в низкий дом, похожий на казарму. Но дом этот оказался
закрыт снаружи на ржавый висячий замок.
Петрович прислонил велосипед к стене и пошел к воротам. Там, в
сторожке, сидел вахтер. "Ключ от барака есть?" - спросил Петрович. "А ты
кто?" - спросил вахтер. "Я ветеринар", - сказал Петрович. "А-а", - сказал
вахтер. Он повернул себя, сидячего, к стене и снял с крючка на красной доске
ключ. "На", - сказал вахтер. "Давай", - сказал Петрович.
Он вернулся к бараку, отпер замок и вкатил свой велосипед внутрь.
Внутри было темно и пыльно. Чувствовалась здесь также и сырость. И
тяжело пахло псиной. Такой запах бывает от бездомных собак, когда они
вбегают в какое-нибудь помещение после дождя, отряхиваются и ложатся, чтобы
немного обогреться и просохнуть хотя бы не совершенно, а пусть лишь самую