"Александр Хургин. Комета Лоренца (сборник)" - читать интересную книгу автора

нескольких металлических клеток по стенам, в нем не было. Хотя нет, был там
еще и закуток, где стоял фанерный письменный стол времен индустриализации
всей страны и кушетка - того же приблизительно исторического периода. Тут
же, в углу, имелся железный со стеклянной дверью шкаф, выкрашенный рыжими
белилами. В шкафу на полке стоял флакон с какой-то жидкостью и валялось
несколько шприцев. Поэтому понятно и неудивительно, что такой интерьер
никаких дополнительных сведений о работе и ее деталях не мог сообщить даже
самому внимательному наблюдателю с самым пытливым и аналитическим умом. А
Петрович, он ни наблюдателем никогда не был, ни ума не имел аналитического.
Петрович скорее был нелюбопытным. И неторопливым. И, само собой разумеется,
понимал, что раз он устроился сюда работать, его обязанности со всеми
подробностями станут ему рано или поздно известны и ясны. Поэтому он подумал
"наверно, я чуть сяду, посижу" и сел на кушетку, и стал на ней сидеть. И
долго сидел, думая - почему здесь кушетка есть, а стула какого-нибудь
простенького или пусть табуретки - нет. И на чем же в таком случае сидеть,
работая за столом?
А никто к нему в барак не приходил и никаких требований не предъявлял,
и Петрович начал уже считать, что о нем не помнят. Или не знают, что у них
есть с сегодняшнего числа ветеринар. Могло же случиться, что отдел кадров
принял на работу человека, а никому об этом не сообщил. Забыл сообщить. И
Петрович хотел уже было встать с кушетки и выйти из барака во двор, и
поискать какого-нибудь своего начальника, чтобы ему представиться и о себе
заявить, а заодно спросить, почему в шкафу нет стерилизатора для шприцев и
вообще ничего практически нет. Правда, Петрович не знал, кто у него
начальник, хотя знал, конечно, что кто-нибудь есть, поскольку у каждого
человека должен быть начальник, а иначе быть не должно и не может, и не
бывает. И в конце концов Петровичу не пришлось ни вставать, ни выходить на
территорию, ни искать ответственных лиц. Они сами нашлись и все ему
объяснили, и предъявили к нему свои требования. А когда Петрович их выслушал
и понял, куда он попал и в чем теперь будет заключаться его работа и
служебный долг, было поздно. На работу его уже приняли, документы оформили,
да и вообще - о чем теперь можно было говорить?
И значит, остался Петрович трудиться здесь, на пункте, и работал до
конца, а ровно в шестьдесят лет вышел на заслуженную пенсию, ни дня не
переработав сверх положенного, хотя его и уговаривали остаться.
А жизнь Петровича с тех пор, как он пришел на пункт, как-то быстро и
нехорошо изменилась. А семейная жизнь и вообще не сложилась ни с кем. Потому
что и в молодые его годы, и в зрелые, когда женщины узнавали, где и кем он
работает, и сколько за эту работу получает - они к нему остывали в своих
чувствах и им пренебрегали, чаще всего мотивируя свое поведение неприятным
устойчивым запахом, всегда исходящим от Петровича. А Петрович им отвечал,
что тут полностью бессилен, так как этот его производственный запах имеет
свойство не исчезать даже после бани и парной. Да и одежда вся им пропитана,
и никакая стирка или химчистка его не берет.
Это что касается женщин, с которыми Петрович так или иначе сближался. А
все другие люди, узнав постепенно о его профессии, стали обращаться к нему,
чтобы он освободил их от ненужных им животных. Они говорили "ну что тебе,
Петрович, стоит, ты же привычный и знаешь, как это надо делать с
профессиональной точки зрения безболезненно". Сначала обращались соседи, а
потом, когда разъехалось большинство из них, начали приходить и приезжать к